С тех пор как Непоседа и его спутник покинули дом, никто в него не входил. Всюду царила полуночная тишина. Враги были близко, и Хаттер приказал дочерям не зажигать свет. В теплое время года они вообще редко позволяли себе такую роскошь, потому что огонь мог служить маяком, указывающим путь недругам.
— При дневном свете мне нечего бояться дикарей под защитой этих толстых бревен, — прибавил Хаттер, объяснив гостям, почему он запретил зажигать огонь. — У меня здесь всегда наготове три-четыре добрых ружья, особенно вот этот длинный карабин, который называется «оленебоем» и никогда не дает осечки. Но ночью — иное дело. В темноте может невидимо подплыть челнок, а дикари знают столько всяких военных уловок, что я предпочитаю иметь дело с ними при ярком солнце. Я выстроил это жилище, чтобы держать их на расстоянии ружейного выстрела, если дело дойдет до драки. Некоторые считают, что дом стоит слишком открыто и на виду, но я предпочитаю держаться на якоре здесь, подальше от зарослей и кустарников, и думаю, что это самая безопасная гавань.
— Я слыхал, что ты был когда-то моряком, старый Том? — спросил Непоседа со своей обычной резкостью, пораженный двумя-тремя техническими морскими выражениями, которые только что употребил его собеседник. — И люди думают, что ты мог бы рассказать много диковинных историй о битвах и кораблекрушениях.
— Мало ли на свете людей, Непоседа, — возразил Хаттер уклончиво, — которые всегда суют нос в чужие дела! Кое-кому из них удалось отыскать дорогу в наши леса. Кем я был и что видел в дни моей юности? Какое это может иметь значение теперь, когда поблизости дикари! Гораздо важнее знать, что может произойти в ближайшие двадцать четыре часа, чем болтать о том, что происходило двадцать четыре года назад.
— Это правильно, да, это совершенно правильно. Здесь у нас Юдифь и Гетти, которых мы обязаны охранять, не говоря уже о наших чубах. Что до меня, то я могу спать в темноте так же хорошо, как и при полуденном солнце. Меня не очень заботит, есть ли под рукой свечка, чтобы можно было видеть, как я закрываю глаза.
Так как Зверобой редко считал нужным отвечать на юмористические выходки товарища, а Хаттер, очевидно, не хотел больше обсуждать эту тему, то разговор прекратился. Лишь только девушки ушли спать, Хаттер пригласил товарищей последовать за ним на баржу. Здесь старик изложил свой план, умолчав, впрочем, о той его части, которую он собирался выполнить лишь вдвоем с Непоседой.
— Для людей в нашем положении всего важнее удержать господство на воде, — начал он. — Пока на озере нет другого судна, челнок из древесной коры стоит военного корабля, так как к «замку» нелегко подобраться вплавь. В здешних местах имеется лишь пять челноков, из которых два принадлежат мне и один Гарри. Все три находятся здесь: один стоит в доке под домом и два привязаны к барже. Остальные два спрятаны на берегу в дуплах деревьев, но дикари такие хитрые бестии, что, вероятно, обшарят поутру каждый уголок, если они всерьез решили добраться до наших скальпов…
— Друг Хаттер, — перебил его Непоседа, — еще не родился тот индеец, который отыщет хорошо спрятанный челнок. Я недавно это проделал, и Зверобой убедился, что я могу так спрятать лодку, что сам не в силах отыскать ее.
— Правда твоя, Непоседа, — подтвердил молодой человек, — но ты забываешь, что проморгал свой собственный след. А я его заметил. Я совершенно согласен с мастером Хаттером и думаю, что с нашей стороны будет гораздо осторожнее не слишком полагаться на ротозейство индейцев. Если эти два челнока можно пригнать к замку, то чем скорее мы сделаем это, тем лучше.
— И вы согласны помочь нам? — спросил Хаттер, видимо, удивленный и обрадованный этим предложением.
— Конечно. Я готов участвовать в любом предприятии, которое пристойно белому человеку. Природа повелевает нам защищать нашу жизнь и жизнь других, когда для этого представляется случай. Я последую за вами, Плавучий Том, хоть в лагерь мингов и постараюсь исполнить мой долг, если дело дойдет до драки. Но я никогда не участвовал в битвах и не решаюсь обещать больше, чем могу исполнить. Всем нам известны наши намерения, а вот силу свою мы познаем, лишь испытав ее на деле.
— Вот это сказано скромно и благоразумно, парень! — воскликнул Непоседа. — Ты еще никогда не слышал звука вражеского ружья. И позволь сказать тебе, что этот звук так же отличается от выстрела охотника, как смех Юдифи в ее веселые минуты от воркотни старой голландской домохозяйки на Мохауке. Я не жду, Зверобой, что ты окажешься хорошим воином, хотя по части охоты на оленей и ланей нет тебе равного в здешних местах. Но когда дело дойдет до настоящей работы, по-моему, ты покажешь тыл.