Очутившись приблизительно в сотне ярдов от берега, Зверобой поднялся в челноке, несколько раз взмахнул веслом с такой силой, чтобы суденышко достигло берега, и затем, быстро откинув орудие гребли, схватился за орудие войны. Он уже поднимал свой карабин, когда громкий выстрел, сопровождавшийся свистом пули, которая пролетела совсем близко от тела юноши, заставил его невольно отпрянуть назад. В следующий миг охотник зашатался и упал на дно челнока. Тотчас же раздался пронзительный вопль, и на открытую лужайку у мыса выскочил из кустов индеец, направившийся прямо к челноку. Молодой человек поджидал это мгновение. Он снова поднялся и навел ружье на ничем не защищенного врага. Но палец его остановился, прежде чем спустить курок. Эта маленькая проволочка спасла жизнь индейцу, который умчался обратно под прикрытие так же проворно, как только что выскочил наружу. Тем временем Зверобой быстро приближался к земле, и челнок достиг мыса как раз в тот момент, когда скрылся враг. Никто не управлял челноком, и он пристал к берегу в нескольких ярдах от второй лодки. Индеец, вероятно, еще не успел зарядить ружье, однако у Зверобоя было слишком мало времени, чтобы захватить желанный челнок и отвести его на безопасное расстояние, прежде чем последует второй выстрел. Поэтому охотник, не теряя даром ни одного мгновения, бросился в лес и стал под прикрытие.
На самом конце мыса находилась небольшая лужайка, местами поросшая травой, местами засыпанная прибрежным песком. Лишь с одной стороны ее окаймляла густая бахрома кустов. Миновав этот узкий пояс карликовой растительности, вы сразу же попадали под высокие и угрюмые своды леса. На протяжении нескольких сот ярдов тянулся ровный пологий берег, за которым поднималась крутая гора. Высокие толстые деревья, у подножья которых кустарник не рос, напоминали огромные, неправильно размещенные колонны, поддерживавшие лиственный свод. Хотя для своего возраста и размеров они стояли довольно тесно друг подле друга, все же между ними оставались порядочные просветы, так что можно было видеть, что делается далеко впереди. При надлежащей зоркости и сноровке можно было без труда разглядеть даже людей, стоявших под прикрытием.
Зверобой знал, что его враг, если он только не пустился в бегство, заряжает теперь свое ружье. Это предположение подтвердилось: не успел молодой человек встать за дерево, как увидел мельком руку индейца, который, спрятавшись за большим дубом, забивал пулю в дуло своего ружья. Проще всего было бы ринуться вперед и на месте покончить с безоружным врагом, но совесть Зверобоя возмутилась при мысли о таком поступке, несмотря на то,что его самого только что чуть не подстрелили из засады. Он еще не привык к приемам военного искусства, о которых знал только по наслышке, и ему казалось неблагородным напасть на безоружного врага. Лицо его раскраснелось, брови нахмурились, губы сжались; но вместо того чтобы поскорее выстрелить, он взял ружье наизготовку и пробормотал про себя:
— Нет, нет! Пусть язычник зарядит свое ружье, и тогда мы посмотрим. Но челнока он не получит!
Все это время индеец был так поглощен своим занятием, что даже не заметил присутствия врага. Он только боялся, как бы челнок не захватили и не увели от берега прежде, чем ему удастся помешать этому. Он находился всего в нескольких футах от кустов и, приготовившись к выстрелу, в один миг мог очутиться на опушке. Противник находился в пятидесяти ярдах от него, а деревья, кроме тех двух, за которыми прятались сражающиеся, были расположены таким образом, что не закрывали поля зрения.
Зарядив наконец ружье, дикарь огляделся по сторонам и пошел вперед, ловко укрываясь от предполагаемой позиции своего врага, но очень неловко от действительной опасности. Тогда Зверобой тоже выступил из-за прикрытия и окликнул его:
— Сюда, краснокожий, сюда, если ты ищешь меня! Я еще не очень искусен в военном деле, но все же не настолько, чтобы остаться на открытом берегу, где меня можно подстрелить, как сову при дневном свете. От тебя одного зависит, быть между нами миру или войне, потому что я не из тех, кто привык убивать людей втихомолку.