Наконец, добрались до низины.
Широкое дно лощины, которое ещё предстояло пересечь, было покрыто роскошными, просто первобытными зарослями. В заболоченных местах стеной стояли камыши, а может тростники, — Марку ни с того, ни с сего вспомнилось, как кто-то убеждал его, что настоящего камыша сейчас днём с огнем не сыщешь и всё, что заполняет берега речек, и есть тростник.
Зубры опять перестроились, старший так и остался впереди, за ним встал молодой, потом Марк, потом замыкающий звеРрь. Высокие борта лощины отсекли их от внешнего мира, только луна заглядывала сверху. Марку сделалось как-то нехорошо, даже угрюмые, безлюдные улицы полуразрушенной ЗвеРры показались милыми и гостеприимными.
Осторожно пошли по дну лощины.
Нечаянно хрустнула под ногой замёрзшая лужица.
У Марка зубы заныли от этого хруста.
Голова впереди идущего зубра ушла в плечи, локти прижались к бокам. Он ступал, пружиня каждый шаг, и из-за этого казался теперь ниже. Оглянуться на замыкающего Марк не решился. Наверное, тоже шагает в полной боевой готовности.
Шли тихо, только шуршали ветки по лоскутному одеялу Марка. Он снова замёрз и матерился про себя по-чёрному, отводя хоть этим душу.
По деревянному мостику пересекли ручей, текущий на дне лощины. Ступили на топкий, заболоченный берег. Почва за ночь подмёрзла, но под глиняной коркой притаилась жидкая грязь, взрывающаяся при каждом шаге фонтанчиками.
Впереди стеной стояли заросли, по виду куда более плотные, чем оставшиеся на том берегу.
Марк поскользнулся на кочке, попал в замаскированную травой глубокую ямку, чуть не черпнул стылой грязи. Поднял глаза, определяя, сколько осталось до относительно сухого места, — и напоролся на иной взгляд.
Чьи-то глубоко посаженые глазки рассматривали его из зарослей с таким буйным восторгом, какого Марк не наблюдал по отношению к себе и у любимых женщин. Судя по всему, он, Марк, превзошёл самые смелые ожидания (даже не подозревая, что от него ждут).
Кусты шевельнулись, — и на болотистой проплешине появилось новое действующее лицо.
"ЗвеРрюги вряд ли нападут со спины… Для них наблюдать, как умирает убитый ими человек, — слаще некуда…" — старший зубр знал, что говорил.
Существо без особых раздумий прянуло к Марку, меняясь в прыжке. Плотное тело, жёсткая щетина на загривке, страшные клыки: кабан-секач летел снайперской пулей.
Марка сшибли в сторону могучим ударом, прямо в липкую грязь. Нелепо запутавшись в лоскутном одеяле, он лежал между болотных кочек, и смотрел, как метнулась навстречу кабану могучая туша зубра, сбивая пулю с намеченной траектории.
Замыкающий шествие конвоир грубым рывком за одеяло поднял охраняемого человека, потащил обратно на шаткий мостик.
Руки Марка кровоточили: мёрзлые листья осоки резали, словно обсидиановые ножи. Плотные джинсы уберегли ноги от ран.
Второй охранник на глазах превратился в быка. Не такого могучего, как старший зубр, но тоже крепкого, с тяжёлыми рогами и горбатой холкой. Роя широкими копытами грязь, зубры, сопя, отгоняли охваченного Безумием ЗвеРры кабана от мостика, где укрылся Марк.
ЗвеРрюгу двое противников не смутили. Зло визжа, кабан кинулся на младшего зубра, как на более слабого, рассчитывая сбить с ног и проскочить берегом к мосту.
Два зверя схлестнулись, — только болотная грязь разлетелась веером во все стороны. Младший зубр исхитрился поддеть и отшвырнуть кабана. Старший попытался добить упавшего. Кабан извернулся, подскочив, словно пружина, молниеносно прыгнул между двумя зубрами, — дорога к мостику была для него открыта.
Несколькими скачками кабан достиг переправы через ручей.
Путь зверРюге преградил третий охранник, так и не превратившийся полностью, — иначе мостик просто не выдержал бы веса зубра и обрушился. Сейчас у входа на мост застыл получеловек-полубык: бычья голова сидела на человеческом торсе, ноги оканчивались копытами, в руке был клинок, а длинный бычий хвост с кисточкой на конце яростно хлестал по мосткам.
Кабан пошел в атаку. Охранник не отступил, полоснул звеРрюгу длинным кинжалом, без особого, правда, успеха, но тут подоспели зубры, заходя с двух сторон. Кабан снова вывернулся из клещей и резко исчез в тёмных зарослях.
Старший зубр на глазах поменял облик, тяжело топая, вбежал на мостик и стащил с него Марка, как куль муки.
Закинул на спину второму зубру, переминающемуся около мостков:
— Хочешь выжить — держись!
Марк онемевшими от холода, испачканными в крови пальцами вцепился в бычью холку. "Европа, похищаемая Зевсом…" — ни к селу, ни к городу вспомнилась ему картинка из школьного учебника. Прижав подбородок к груди, он впился зубами в края грязного лоскутного одеяла, понимая при этом, что всё равно потеряет одеяло после первых же скачков верхом.