— На Казаресе вечор буря была агромадная! — выпалил, припомнив, самый мелкий из самцов семейства, Рейти. Пойдя статью в родителя, он через пару децикад грозил обойти того по весу и размерам, но умом пока не блистал. — Я смотрел, ага! Молнии лупили — во!
Рейти, разведя руки как можно шире, показал, как лупили молнии, и сразу стал похож на бродячий куст перелети-неба. От напряжения глаза его выпучились по всей морде, а шерсть на лбу встала дыбом, словно и впрямь от электричества. Семейство покатилось от смеха. Рейти даже и не подумал обижаться — только надулся еще сильнее, пустив водород во внутренние емкости, по причине чего тут же взлетел под потолок, откуда его весело добывали следующих несколько минут.
— А в кольцах новая брешь появилась, — сообщила старшая из сосестер, Мейрин.
Кердан разглядывал ее налитую, всю в тугих перетяжках сегментов, фигуру с одобрением: скоро, совсем уж скоро придет ее срок, и тогда за соблазнительной красавицей будет самое время приударить. В неотразимости своей Кердан и не думал сомневаться — за что бывал многократно бит и собратьями, и сосестрами, и прочими родичами по Гнезду.
— Брешь? И когда же? — вопросил редко выползавший на поверхность Папаша.
— Вечор же, — ответила Мейрин, вся изнутри светясь от внимания, проявленного главой семейства к ее наблюдательности. — Я литопсы собирала за старой драгой, глаза подняла — а во внешнем кольце брешь, как после метеорного дождя, и обломки еще в стороны разлетаются… Сейчас-то, поди, уже все позатянулось.
Папаша удовлетворенно хмыкнул.
— А в Большую Дыру камень ударил! — запищала крошка Глейн, подпрыгивая на месте на своих толстеньких, детских еще, ножках. — Я видела, я видела! Я там играла!.. Ой.
Большая Дыра была огромным кратером, оставшимся не то со времен открытых разработок астероидных недр, не то и вовсе с момента Творения, когда мир был полон хаотически сталкивающихся масс незрелого еще вещества. Даже просто приближаться к ее осыпающимся склонам, а уж тем более играть там было строго-настрого запрещено всем без исключения членам семейства. Папаша нахмурился.
— И когда же это наша мелюзга от нянек ускользнула? — сверкая всеми глазами сразу, вопросил он. Суровым взглядом обвел сидящее за столом семейство. Все, кроме Матушки, виновато прятали глаза.
— Да вечор же! — радостно пискнула мелюзга.
— Вечо-ор… — протянул Папаша.
Жевать усы он перестал. Семейство, затаив дыхание, ждала. Всеми позабытый Рейти снова воспарил к потолку и с выражением, не сулившим семейству ничего хорошего, многообещающе вращал там глазами.
— Сходится! — громыхнул Папаша ручищей о стол.
В наступившей за этим тишине слышно было, как часто-часто стучат сердечки в тоненькой по малолетству груди крошки Глейн.
Папаша широко, во все сто зуботерок, улыбнулся. Семейство облегченно перевело дух. Никто ничего не понял, но спрашивать, едва избежав одной вспышки Папашиного гнева и остерегаясь спровоцировать друую, не спешили.
— Что? Не интересно? Никому?! — Не дождавшись реакции семейства, Папаша закономерным образом начал яриться вновь.
Семейство тут же единогласно заверило его, что конечно же, интересно, и интересно всем вместе и каждому в отдельности — просто все, потрясенные мощью Папашиного ума, стесняются спросить. Честное слово.
— Зверь у нас! — многозначительно заявил Папаша. — Заяц. Безбилетник, сталбыть. Верхом на том валуне прибыл, который кольцо Казаресово попортил да небеса ему взбаламутил, прежде чем о Гнездо наше грянуться! Мало ли кто на каменюках этих летает… Надо, выходит, зверюгу ту изловить, пока она не оголодала вконец, да нас без пропитания не оставила. А то потравит нам весь урожай — что делать будем?
Семейство согласно закивало. Все знали, что Папаша лукавит, и что запасов в погребах нижних уровней запасено на декады децикад, и что не криоцветами едиными сыты они все, и что из свежих криоцветов Папаша выгоняет крепчайший высокооктановый денатурат, которым можно и вагонет заправить, и челнок зарядить, и внутрь принять без особого вреда для здоровья да для веселости духа… Вслух никто ничего не сказал.
— А посему назначаю ответственным по излову зверюги… — Папаша вгляделся в тревожно округлившиеся мордашки своих возлюбленных отпрысков и согнездников, по одному ему известным признакам ища подходящее. — А вот тебя и назначаю.
Его заскорузлый перст уперся в лицо Кердана, которое поспешило вытянуться от расстройства в маску уныния.
Кердан обреченно вздохнул. Так ведь и знал, подумал он.