На дне шкатулки, в углублении, выстланном черным бархатом, лежал отрезанный человеческий палец. На палец был надет перстень с редкостным камнем из Вормарга…
Нарастающий ужас, усугубленный растерянностью, пригвоздил Стервятника к месту.
…На полу слабо зашевелилась Лона. Люгер закрыл шкатулку, содержавшую страшное послание, и спрятал под рубашку. Почему-то он не сомневался в том, что это послание предназначено именно ему. Потом он склонился над приходящей в себя женой Гагиуса.
— Прикажите приготовить коня, госпожа Лона, — сказал он настойчиво. — Клянусь вам, я найду Люрта, живого… или мертвого. Будем надеяться, что он еще жив.
Впрочем, сам он уже не верил в это.
Выражение лица Лоны заставило его отшатнуться. Оно стало диким и злобным, как мордочка затравленного зверька.
— Убирайся к дьяволу! — хрипло прошептала она с невероятными для столь юного существа ненавистью и отвращением.
Люгер посмотрел на ее острые ногти, которые могли впиться в его лицо, и молча отправился наверх одеваться.
Глава четырнадцатая
Монах без лица
Напоследок Люгер все же попытался обезопасить себя от опрометчивых действий госпожи Гагиус и королевских ищеек. Для этого достаточно было намекнуть Лоне на то, что во всем происходящем принимает непосредственное участие Серая Стая. Он надеялся, что у юной жены Люрта достанет благоразумия вести себя тихо. И она действительно проводила его без лишних слов, но взгляд ее был весьма красноречив. От этого взгляда Люгеру даже стало немного не по себе.
Разумеется, он так и не получил коня в доме советника Гагиуса и с большим трудом добрался пешком до своего поместья. Он потратил на это целый день и притом сильно рисковал, так как был безоружен. Родовой дом, последнее более или менее надежное убежище, принял его под защиту своих древних стен.
…Здесь даже раны на теле Стервятника заживали быстрее. Бальзам из
Леса Ведьм сотворил чудо. Только душу Люгера ничто не могло излечить или хотя бы облегчить лежавшую на ней тяжесть. Он не мог отделаться от назойливых мыслей о том, что, сам того не желая, стал причиной гибели человека, не отказавшего ему в помощи. Отрезанный палец Гагиуса был более чем неприятным предметом, и все же Слот сохранил его в специальном растворе как напоминание о долге, который непременно надо уплатить.
Люгер залечивал раны, восстанавливал силы и проводил дни в меланхолических размышлениях о неизбежном отъезде на запад, в Адолу, и о предстоящей отвратительной игре с генералом Алфиосом.
В Адоле он мог рассчитывать исключительно на собственные силы. Газуес в качестве спутника был бы слишком заметен, и Слот решил оставить его дома. На магию Люгер также не возлагал особых надежд — ее действие могло оказаться столь же скоротечным, сколь и непредсказуемым.
Но однажды ему приснился сон, пугающе конкретный и в то же время мимолетный…
В каждой ночи существовали спасительные периоды пустоты, в которую
Люгер проваливался от усталости после долгих и мучительных часов бессонницы.
И в ту ночь он выдержал изматывающую схватку с собственными фобиями и призраками недавнего прошлого, прежде чем те оставили его в покое до следующей ночи.
…Сон был небытием, пока в него не ворвался отдаленный бой часов и крик какой-то птицы. Может быть, птица тоже кричала о времени. Часы, которые стояли уже около тридцати лет и ключ к которым был потерян, пробили третий час ночи.
Люгер увидел свое тело, распростертое на кровати. Он лежал на спине, хотя никогда не спал в такой позе… Спальня была освещена резким и холодным лунным светом, падавшим сквозь два высоких окна. Тени деревьев и оконных переплетов разбивали комнату на несколько светящихся островов, каждый из которых сохранил часть интерьера. Насколько Люгер мог судить, в нем не было ничего необычного.
Ночь, снившаяся ему, была тихой и безветренной. В ватной тишине он услышал чьи-то осторожные шаги в коридоре и увидел отблески света за приоткрытой дверью. Во сне Люгер принял это как должное; он не вспомнил о слугах и даже не потянулся к оружию, лежавшему тут же, возле кровати.
Темная человеческая фигура остановилась перед дверью спальни. По контрасту с яркой полоской горящей свечи она казалась непроницаемо черной. Потом от массивной тени отделилась рука и толкнула дверь. Заскрипев, дверь отворилась шире, и человек вошел в комнату.
Детали его одежды остались неразличимыми; Слот ясно видел только островерхий капюшон, скользящие блики света на темном плаще и черную перчатку, которая обтягивала руку, державшую подсвечник. Странно, но Люгер не испытывал в том сне даже тени тревоги; появление незнакомца скорее заинтриговало его.