Девушка в очереди за мной, с виду моих лет, ужасно нервничает, взгляд мечется по всему помещению, будто отскакивая от предметов.
– Привет! – говорю я, пытаясь улыбнуться.
– Ну, привет, – отвечает она, и голос дрожит.
– Специализация? – пытаюсь я ее отвлечь.
– Метеорология, – отвечает она, улыбнувшись слегка застенчиво. – Я на погоде помешана. Потому что выросла во Флориде, которой достались все погодные условия.
– А у меня исследование и картография, – говорю я. – Отправляться туда, где еще никто не бывал, – что-то в этом роде. Но на базе тоже буду торчать много, так что можем тусоваться вместе.
Она наклоняет голову, будто я что-то очень странное сказала, и все вокруг трясется, ежится, где-то мелькает свет как в стробоскопе. Девушка закрывает глаза от вспышек, а когда открывает снова, правый глаз у нее другой. Виден зрачок, черный край радужки, но там, где левый у нее карий, правый стал чисто белым.
– Эшвар, – говорит она шепотом, глядя будто сквозь меня.
– Чего?
Тот нытик перед нами шепчет это слово:
– Э-э-эшвар.
Я оборачиваюсь к нему – и у него правый глаз побелел.
– Что это значит?
Но ни он, ни она не отвечают; только снова шепчут это слово, и оно расходится по очереди в обе стороны, как лесной пожар.
– Эшвар.
– Эшвар.
– Эшвар.
С горящим глазом она тянет к моему лицу дрожащие пальцы, желая прикосновения.
А вот и прикосновение. Раз уж осязание вернулось ко мне, могу смело заявить: у меня все так болит – я даже не знала, что такую боль уже изобрели.
Накрывает очередная волна боли, унося прочь последние воспоминания-не-сон и сообщая, что мое тело вряд ли в лучшем состоянии, чем голова. От меня осталось только тяжелое дыхание, поскуливание ободранной глоткой, давящие спазмы, не жизнь – существование, пока боль не начинает медленно стихать.
Но с этой болью, с прикосновением приходит какая-то подвижность. Это значит, что я могу приподняться на локтях и еще раз глянуть на того парня. Его нижняя половина тела стала темно-серой, из чего я делаю вывод, что сейчас он, к сожалению, в штанах.
Вот только начал день налаживаться.
Обнаружение штанов зароняет во мне зерно сомнения, и я заглядываю под покрывающую меня легкую серебристую ткань, проверить, я-то во что одета? Оказывается, совсем ни во что.
Гм.
Вновь смотрю на парня, и в тот же момент он оборачивается ко мне. Глаза у него открываются шире – он замечает, что я очнулась. Я набираю воздуха заговорить, но горло сводит кашлем и такой болью, будто кто-то мои голосовые связки по волоконцу выдергивает.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает парень.
– Это Октавия? – хриплю я.
Он качает головой, смотрит на меня синими глазами.
– Как тебя зовут?
– Аврора, – удается мне произнести. – Аври.
– Тайлер, – отвечает парень.
Надо его спросить, где я. То ли мы на «Хэдфилде» и я рано очнулась, то ли я снова на Земле и экспедицию отменили. Но что-то в его глазах заставляет меня воздержаться от вопроса.
А он упирается лбом в стекло между нами, со стуком. Как я в то окно на Восемьдесят Девятой улице.
Воспоминание застает меня врасплох, накатив внезапной волной «я-хочу-к-маме».
Судя по выражению лица Тайлера, ему не лучше, чем мне.
– С тобой-то что случилось? – спрашиваю я шепотом.
– Пропустил, – говорит он наконец. – Набор пропустил. Весь.
Я понятия не имею ни что за Набор, ни почему это так важно. Но все же спрашиваю:
– Пришлось отвлечься на другое?
Он кивает и вздыхает:
– Тебя спасал.
Спасал.
Не нравится мне это слово.
– И непонятно теперь, кто мне достался, – говорит Тайлер, и мы оба знаем, что он просто меняет тему. – У меня было право первых четырех выборов, а теперь придется черпать со дна. Самый отстой. А я только следовал прави…
– Не все так плохо, Тай.
Это тихо промурлыкал голос, источник которого мне не виден. Голос девичий.
Тайлер резко отворачивается от меня, как от вчерашней газеты, распластывается по стенке своей камеры.
– Скарлетт!
Я осторожно оборачиваюсь в ту сторону – для этого требуется все продумать и рассчитать, тело пока ничего не хочет делать без плана, – и вижу двух девушек в синевато-серой форме, того же цвета, что и штаны, которые Тайлер вроде как вдруг обрел. У одной пылающие рыжие – фактически оранжевые – волосы, восхитительная покраска, пострижены несимметричным бобом, обрамляющим точеный подбородок – в точности как у моего спасителя. У нее такие же полные губы, такие же густые брови. Форменная юбка впечатляюще коротка. Девушка высока и прекрасна. Предположительно, это и есть Скарлетт.