Того же примерно рода явление, что с ним самим в командировках. Поменял обычное на необычное — и сразу все обостренней, ярче, пронзительней. Но вот если бы не Галя Коваль, а Лилия Глинская так… впрочем, нет, и тогда не стоило бы. Командировка есть командировка, вовсе она не для того существует. Для дела. И надо в ней заниматься делом, ничем другим, все эти позывы на приключения от лукавого, пуститься в них — все будет казаться, полным-полнехоньки твои невода, а вытащишь после на берег — одна тина. Дело, оно лишь не обманет. Это все равно как ягоду собирать в корзину: положил одну, положил другую — нет веса, но клади, знай клади — и глядишь, с горой уже, руку оттягивает. Цели достигаются только делами. Ими, и только. А глядеть по сторонам — не сделать дела.
— Возьмите, Галя, на хранение, — протягивая ей свернутый халат, сказал Прищепкин. — Пойду к реке схожу, пройдусь немного.
— Ой! — протянула Галя, наклонила голову, расширила глаза и взглянула на него из-под ресниц. — А как же без вас, Владимир Дмитриевич?
— Ничего, ничего, перебьетесь, — не очень стараясь попасть ей в тон, улыбнулся Прищепкин. И качнул рукой с халатом. — Так берете?
— Давайте, что с вами поделаешь.
Прищепкин пошел к реке.
Он уже был на ней сегодня, видел на берегу лодки и хотел сейчас посмотреть вблизи — на замках, не на замках, с веслами, без весел, скорее всего, без весел, и тогда походить по домам, попросить весла, ключи от замков, если на замках, и после, когда окончится прием, устроить лодочную прогулку, кто, может, и откажется, а большинство будут рады и благодарны ему.
На реку он нынче днем ходил не просто так, не на прогулку, а шел ее берегом на нижний склад. Командировка недолгая, трехдневная, можно привезти из нее один этот очерк — нормально будет, но «перья» и из таких, двух-трехдневных, никогда не привозили одного «материала», всегда к основному что-нибудь еще, поменьше, попроще, и он тоже не позволял себе по-другому. После столовой утром, когда все отправились готовить клуб к приему, он сходил в лесопунктовскую контору, повезло, застал начальника лесопункта, побеседовал с ним, исписал в блокноте целую страницу цифрами, в лес, на лесосеку ехать было некогда, завтра суббота, выходной — и тоже не попасть, и тогда сообразил сходить на нижний склад, там работала бригада раскряжевщиков, выли пилы, летели опилки, пахло смолой, механизация стояла, все вручную, двое мужчин, пильщик и сучкорез, и женщина-разметчица набросились на Прищепкина, выкладывая свои обиды, как специально ждали его, — с лихвой должно было хватить наговоренного на среднего такого размера корреспонденцию. Славы она не принесет, но в зачет пойдет: ездил всего ничего, а там и там успел.
Лодки оказались без всяких замков, просто вытащены носом на берег, но весла в них, конечно, не лежали. В первом доме на крик Прищепкина никто из-за ограды не отозвался, взлаяла только, загремела цепью невидимая собака, и заходить внутрь Прищепкин не решился. В следующем доме хозяин находился во дворе, и дозваться его ничего не стоило, лодок у него было сразу две, и он дал весла к обеим. Прищепкин поинтересовался, можно ли будет подержать весла у себя, не отдавать их пока, до завтрашнего дня, хозяин не имел ничего против, только и попросил, чтобы не уехали, не занеся. Он называл Прищепкина доктором. Прищепкин не стал объясняться, зачем? «Завтра с утра хочу подойти, в боку у меня все колет чего-то, — провожая его на улицу, говорил хозяин. — Можно, нет завтра с утра? Будете принимать?» — «Можно, можно», — покивал Прищепкин.
Возле клубовского крыльца стояла, разговаривала о чем-то с мужиком из местных педиатр Светлана Кошечкина. Она была почему-то без халата, в цветном, воздушно-голубом сарафане, вольно открывавшем ее загорелые плечи, грудь, руки, и, изящно-складная, тонкая, с выражением терпеливо-благожелательного внимания на лице, рядом с этим раскоряжистым, квадратным мужиком в расхлюстанной до пупа рубахе казалась созданием иного мира, иной жизни, иных правил, привычек и законов.
— Ой, Володя, постойте! — сощурясь в своей ласковой, мягко-вкрадчивой улыбке, помахала она рукой Прищепкину, когда он, обогнув их с мужиком, собирался всходить на крыльцо. — Постойте, вы мне нужны, вот только сейчас закончим с товарищем.