–Вот здесь мы и положим Ганса.
–Как скажете госпожа.
Бородатый великан не без труда смог доставить моего «Кроху», так и не пришедшего в себя, до своего большого широкого лежака. Быстро развел огонь в очаге, и повесил над ним старый котел с помятым боком, чтобы согреть воды. К моему немалому удивлению, в убогой землянке был аккуратно сложенный удобный очаг. Сделанный капитально и красиво, как в большом добротном доме.
Укладывая Громилу, дровосек зацепил обо что-то привязанный на его поясе кошель, тесемки порвались, по полу покатились золотые монеты. Гигант присвистнул, я поспешно собрала деньги, но главное приютивший нас бородач, понял, что нам есть чем оплатить его доброту. Внук знахарки стал осматривать раненого. Убрал сооруженную мною перевязку, полотенце все пропиталось кровью, но дровосек заметил баронский вензель. Крякнул удивленно. Мне показалось, что он стал относиться к нам еще с большим уважением. Объяснял мне:
–Колотая рана, как у благородного человека, внутренности вроде не задеты. А кровь мы сейчас остановим.
Он потянулся, снял со стены пучок сушеных трав. Выбрал листочек, приложил к ране, пошептал что-то странное.
–….а ты кровь не кань. – только смогла разобрать я.
–Пока вода закипает, – сказал он, закончив обряд, и перевязав рану чистой тканью, – пойду состирну полотенце. Нельзя, чтоб пропала такая дорогая вещь. Позвольте госпожа, я вам буду прислуживать, вас ваш слуга ранен.
Он вышел из хижины, я задумалась о превратностях судьбы. Еще утром, я сама была в роли служанки герцога, а теперь этот бородач называет Громилу моим слугой. А неделю назад я и представить ничего подобного не могла. Холодок страха пробежал по спине, когда я подумала о том, что еще может нас ждать в будущем. Прежняя размеренная, легко предсказуемая моя жизнь, показалась мне сказкой из далекого детства.
Вернулся дровосек, согнувшись чуть ли не вдвое, вошел в свою низкую дверь. Обратился ко мне с непривычным вопросом:
–Госпожа, что-нибудь изволит?
–Нет, нет, – торопливо отмахнулась я, – занимайтесь раненым.
Он стал готовить отвар: крошил в воду сухие травы, перемешивал, сунул туда како-то желтый корешок, снял котел с огня, накрыл крышкой, и для тепла положил сверху кусок холстины.
–Сейчас настоится, – пояснил он, – надо будет остудить и понемногу давать больному, чтобы не было лихорадки. Ваш слуга сильный, быстро поднимется на ноги. Только и он бы не справился, если бы кто-то его сразу так хорошо не перевязал.
Я порадовалась, что и мои старания были не напрасны. Только в роли госпожи мне было очень неуютно. Я не знала как мне сесть, куда деть руки, и все время боялась, что бородач догадается, что я не настоящая.
Наступила ночь и с нею пришли другие волнения. Бородач предложил мне разделить с ним его небогатый ужин:
–Не побрезгуйте, госпожа. Еда у меня простая, крестьянская, поужинайте, чем Бог послал.
Я охотно согласилась. Знал бы он, какой вкусной показалась мне его холостятская гороховая похлебка. Только отхлебнув горячей жидкости из большой деревянной ложки, я вспомнила, что за весь сегодняшний день у меня во рту не было ни одной маковой росинки. Я так проголодалась, что уплетала похлебку быстрей, чем хозяин. Он поглядывал удивленно, наверняка, раньше считал, что утонченные дворянки, должны питаться как-то иначе, чем обычные люди. Я и сама так думала, пока не примерила это зеленое с золотом платье. Справившись с своей похлебкой, бородач улекся спать прямо на полу у камина, завернувшись в свой широкий плащ.
А я поняла, что не зря так торопилась поесть, чуть позже мне было бы уже некогда этим заняться. Гансу стало хуже. Он метался на своем ложе в жуткой лихорадке и даже бредил.
–Это нормально, – заверил внук знахарки, даже не встав со своего места, только приподнявшись на локте, – к утру будет ясно, оклемается он или нет. Самая темная ночь перед рассветом, перед выздоровлением бывает хуже всего.
Его слова меня мало утешали. Меня обуревал страх. За последние дни, я так привыкла к тому, что Ганс всегда меня спасает, все может. А он лежал беспомощный, на грани жизни и смерти, волосы прилипли к потному лбу, губы потрескались. Я села рядом с ним, на краешек топчана, вслушалась в его невнятный бред.
–Нет! Нет! …я не колдун!… я не портил лошадь епископа!…она и так старая…я только подковал… сама она сдохла….сдохла….Нет! Не знаю!…я верую… я молюсь… Идите вы к черту!!!