Мое крайне критичное отношение по всей видимости отражается на лице. Музыканты хотят понравиться, может быть только из гордости стараются доказать, что имеют право называться профессионалами. Выходит все хуже. Барабанщик так усердствует, что жонглируя то и дело роняет палочки, а в конце звонким ударом пробивает в мембране дыру.
-Они наркоманы? – спрашиваю я в Маринкином резком стиле, когда мы с Леной идем домой.
–С чего ты взяла?! – возмущается моя влюбленная подруга.
–Рок музыканты все наркоманы.
–Ты судишь слишком поверхностно.
–Короче говоря, ты не знаешь.
–Мне это неважно.
–Действительно, какие мелочи, – меня тянет ерничать, – таланту прощается все: наркотики, алкоголь, воровство, убийство.
–Не утрируй. Но талантливому человеку много прощается.
–Талантам даже мыться не надо, – не теряю игривого настроения я.
–Ну тебя! Я хотела чтоб ты услышала классные песни, а ты… Каждый видит то, что хочет.
–Хорошо, – благодушно соглашаюсь я. – Будем считать тебя поклонницей современного рока, а меня фанаткой шампуня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ.
КОНЕЦ ЯРМАРКИ.
Как хорошо лечь спать не в вонючем колодце, а у себя дома, в собственной пастели. Правда сны мне снятся все равно про то же:
…Сколько же здесь было животных! Бестолковые овцы толкались в своем загоне, коровы флегматично жевали сено, кони беспокоились, вставали на дыбы, трясли головами, ржали. Я смотрела на этих мощных красавцев: ярко-рыжих, дымчато-серых, бархатно-черных и молочно-белых; длинноногих и тонкошеих, пузатых и приземистых, жеребцов и кобылиц с жеребятами. Смотрела и сомневалась, что в таком разнообразии можно найти именно того коня, который сейчас нужен. Как только мужчины это делают?!
Дровосеку такие сомнения были не знакомы. Мне показалось, он еще издалека увидел ту свою будущую лошадь. Телегу мы оставили довольно далеко от ярмарки, там где толпились другие повозки, и пешком направились к большим загонам с лошадьми. Дровосек отвязал бившего копытом верхового, сам повел в поводу. Ганс шел медленно, тяжело, но не подавал виду, силился улыбаться. Но я-то видела как трудно это ему давалось.
–Может отдохнем? Я уже устала.
–Какие же вы, девушки, нежные да слабые, – усмехнулся Громила поняв мою хитрость.
–Как прикажете госпожа, – серьезно кивнул бородач.
Отдохнуть мы присели на громадное бревно, заменявшее пришедшим на торги и лавку, и стол. Рассевшись на нем, целыми семьями, крестьяне расстилали чистые салфетки и платки, раскладывали привезенные из дому продукты. Люди обедали, обсуждали торговлю:
–Не удалась ярмарка в этот год. Прошлый раз куда богаче была, – рассуждал пожилой пузатый здоровяк, всем своим видом говорящий о том, что он зажиточный мельник.
–Зря бранишь торги, только потому что у тебя дело не задалось, – насмешливо гнусавил носатый сутулый мужик, сидевший рядом.
–Не при чем тут мои дела, товаров мало, все одно и то же, – упорствовал первый.
–А я тебе говорю, богатая ярмарка! – стоял на своем второй.
Они достали из дорожных сумок по вареному яйцу и разом ударили ими об бревно.
–Славная погодка сегодня, – довольно заметил сутулый, очищай свое яйцо от скорлупы.
–Да, хорошая. Главное, что дождя нет, – буркнул мельник.
Ганс весело подмигнул мне:
–Хоть в чем-то они согласились друг с другом. Представляю, как они спорят каждый раз из-за цены на муку.
Но крестьяне сошлись не только в обсуждении погоды. Тщательно прожевав яйцо, закусив его большой луковицей мельник подал новую тему:
–Что-то давно у нас не было публичных казней.
–С тех пор, как в соседнем городе прямо с костра улизнула молоденькая ведьма со своим помощником, монахи – доминиканцы видно опасаются, что опять все сорвется.
–А вдруг эта ловкая ведьмочка станет и другим помогать избежать божьей кары?
–Ох, расплодилось нечистая сила! Кругом ведьмы да колдуны. И ведь и не определишь сразу, кто есть кто. Можно и ошибиться, прости господи! – набожно перекрестился сутулый.
–Скорей бы эту ведьму изловили с божьей помощью!
Мне страшно захотелось убежать как можно дальше от этих людей, искренне желающих истребить всех «ведьм». Я потянула Ганса за рукав, шепнула тихонько: