–А ты ему сразу скажи, что Заморыш прислал. Скажи еще, что Кроху очень ждут.
–Это он-то «кроха»? – усмехнулся монах. – Ладно, попробую, только стоит это будет очень дорого.
Я потрясла перед его носом увесистым кошельком, золотые монеты приятно звякнули. Лысый остался доволен, но буркнул еще, набивая себе цену:
–Если, ваш «Кроха» не зашибет, так свои со свету сживут.
–Свои пусть думают, что колдун сам освободился, улетел через замочную скважину.
Лысый хихикнул, потер костлявые пальцы и ничего больше не сказав юркнул обратно в свою темную «нору», хлопнув дубовой дверцей. Мы остались ждать. Приютившая меня трактирщица молча вытирала слезы. Я не знала что сказать ей в утешенье.
–Не плачь, даже великий инквизитор признал, что она ушла в лучший мир…
–Я любила ее как родную мать… если не таким как она, то кому же вообще быть в раю?! А доминиканцы назвали ее ведьмой! Ведьмой!
Я гладила Гретту по спине, шептала глупые, бесполезные слова. Как страшные горести быстро роднят людей.
Время шло, луна стремительно прокатившись по небу, спряталась в низкие рваные тучи. Мы все ждали у низкой дверцы. Тьма вокруг была непроглядная, потом я заметила, что как будто стало гораздо светлее. От окрестных домов, в сторону протянулись четкие черные тени.
–Неужели уже солнце всходит? – подивилась я.
–Рано, слишком рано. Да и свет совсем другой, какой-то красный, неверный. Смотри как тени заметались из стороны в сторону. Что-то стряслось в доминиканской крепости.
Я задрала голову, чтобы посмотреть на верхние зубцы крепостной стены и отпрянула.
–Пожар! Там же пожар!
–Видно много богатств накопили святые отцы, раз горит так ярко.
Над краем крепостной стены метались длинные рыжие языки пламени, поднимался густой черный дым.
–Там же Ганс! – в ужасе воскликнула я.
Я бросилась к дубовой дверце, стала стучать в нее кулаками, бить ногами.
–Откройте!
Ответа не последовало, но от очередного удара дверь сама отошла и открылась. я рывком распахнула ее, заглянула внутрь. И сразу закашлялась. Из открывшегося отверстия в стене, валил едкий, серо-желтый дым.
–Что это?
–Видно, правду говорят, что отцы доминиканцы алхимики, – откликнулась Гретта.
Я не дослушав ее, ринулась внутрь горящей крепости. Темный коридор был узким и очень низким, мне пришлось двигаться согнувшись в три погибели и закрывать лицо краем плаща, чтобы мерзкий дым не лег в глаза и рот. Когда «крысиная нора» кончилась, узкая винтовая лестница повела меня куда-то вниз. Я торопилась, спускалась туда, где еще не было дыма, но спертым тяжелым сырым воздухом дышать было еще труднее. Когда мне уже показалось, что я бегу совсем не туда, я услышала впереди человеческие голоса:
–Эй, что там на верху? – спросил меня, скрипучий стариковский голос.
–Пожар, – выдохнула я.
–Вот черти! Решили нас спалить не дожидаясь публичной казни.
–Пусть палят! Лишь бы сами монахи погорели! – донесся с другой стороны злой женский голос.
–А я им компанию составлять не желаю! Пусть подыхают сами по себе!
Мне показалось, я услышала рассерженный голос Ганса, но ничего не могла различить в полной непроглядной темноте подземелья.
–Что это за место? – в отчаянии воскликнула я.
–Тюрьма, конечно! – хрипло рассмеялся старик. – тюрьма отцов-инквизиторов.
–А ты чаго тут делаешь? – спросила женщина. – еду принесла, иль сама костра ждешь?
–Да это ко мне, – услышала я хохот Громилы. – Заморыш, ты ли это?!
–Я пришла тебя забрать, – громко объявила я.
–Вот это заявление, – восхитился «Кроха», – Анхен, ты прелесть!
–Только я не знаю, как это сделать, – призналась я.
–Это как раз, очень просто, монахи долго не думали, и заперли все двери снаружи на обычный засов. Они же не знали, что найдется наглец вроде тебя.
–Но я совсем ничего не вижу! – пожаловалась я.
–Вчера у монахов был факел, пошарь там, у самого входа.
Я стала шарить руками вокруг себя, но везде натыкалась только на пустоту, или на шершавые сырые камни стен. Я сделала шаг назад и почувствовала под ногой что-то твердое. Наклонившись, подняла с грязного пола настоящее огниво. Пошарила еще, нащупала все необходимое и сама удивилась, как быстро мне удалось зажечь факел, прикрепленный высоко на стене. Когда его охватило пламя, я увидела коридор с потемневшими дверями по обеим сторонам. Каждая была задвинута тяжелым засовом.
–Неужели за каждой из них люди?! – ужаснулась я.
С лихорадочной поспешностью я бросилась отодвигать первый засов. Он был тяжелый, старый, неподатливый. Я почувствовала себя слабой и беспомощной. Но мне удалось таки справиться с преградой, дверь открылась… Громилы там не было! Справиться со следующим засовом мне помогала только что освобожденная мной женщина. Вместе мы сумели открыть камеру и выпустить высокого старика, нескладного подростка, и совсем уж изможденную старушку, запертыми остались только две камеры.