–Прости, любимая, на что сил хватило.
Она тут же очнулась, посмотрела на меня огромными темными глазами, ничего не понимая. Голубой шелк лифа намок и потемнел, на груди блестели капли воды, с ее светлых волос капало.
–Что случилось? Боже мой! Ты жив?
–Кажется, – поморщился я, кровь с руки капала на роскошное платье.
–Ты ранен, а Мончини?
–Твой муж скоро очухается, вон там, в углу за комодом. Так что мне надо уйти отсюда как можно скорее.
–Где он? Что с ним?
Она вскочила, торопливо поправила юбки, направилась к комоду.
–Антонио, Антонио, как ты?
Уж таковы женщины. Она, вдруг, обернулась.
–Тебя надо перевязать!
Баронесса схватила шелковую скатерть со стола, вернулась ко мне.
–Кто тебя? Он? – спросила она строго.
–Он.
–Сейчас.
Жанна подобрала на полу брошенный кинжал, разрезала скатерть на полосы, стала перевязывать мне руку.
–Ты идти можешь?
–Пока могу.
–Жаль, я слуг отпустила. Придется тебе все делать самому.
Коня моего у ворот не было. Мончини позаботился. Пришлось возвращаться к конюшне. Перед глазами уже плыли темные круги, страшная усталость тянула к земле. Я прислонился к стволу дерева, закрыл глаза.
–Эй, сеньор.
Прямо передо мной Мончини, половина лица залита кровью. Мне в грудь упирается дуло пистолета.
«Какая мерзкая у Манчини улыбка…»
Выстрел…
И я просыпаюсь. Слава Богу жив! Чего только не привидится после такой драки. Все тело болит. Совсем не отдохнул за ночь. И правый глаз заплыл, это наемник Мончини меня двинул канделябром. Надо встать, умыться, побриться.
«Черт! Где это я?! Убожество, какое! Потолки низкие беленные, окошко как бойница, комнатка как шкаф. Что это? Трактир? Тюрьма? А за окном-то что? Фу, дрянь какая! Башка болит!»
Стою посреди комнаты, сжимаю руками голову, медленно соображаю.
«Стоп, стоп, стоп… что было сном? Мончини? Не может быть! А это что? Когда? Где?»
На стене зеркало. Подхожу, смотрю.
«Я схожу с ума!!
Вдруг все встает все на свои места. Я спала и просто видела сон про… про…про то, что меня … убили.
«Приснится же такое! Да, еще так натурально, во всех подробностях.»
Я даже проверяю, нет ли шрама на руке.
«Никогда ничего подобного во сне не переживала. Я фехтовала, стреляла, а наяву и понятия не имею, как это делается. Наверное, просто фильмов насмотрелась… так ничего исторического уже давно не смотрела. Какие же это времена? Шпаги, платья, шляпы с перьями… похоже на семнадцатый век, где-нибудь в Европе. Бурная же у меня фантазия. А эта Жанна … редкостная! И вашим и нашим. И надо же такому присниться! Ого, уже двенадцать часов! Надо быстренько просыпаться, гладить юбку и бежать к соседке, позвонить Галке. Может она хоть хлеба мне принесет, есть хочется! Только побриться сперва надо. Тьфу ты!»
–
*туше (фр.) – в фехтовании касание, точный выпад.
**эфес – защищенная рукоять холодного оружия.
***гарда (фр.) чаша на шпаге, защищающая руку.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ХОЧУ ЛЮБВИ БОЛЬШОЙ И ЧИСТОЙ!
Надоело мне читать про чужую любовь! И фильмы смотреть не могу больше! Где ты, принц, на розовом слоне! Где тебя черти носят?
А Серега? Ну, что Серега? Он, конечно, милый, но всю жизнь с ним! Да, я озверею! Он прекрасен тем, что появляется время от времени. Просто было одиноко и скучно, было много людей и шампанского. Прозаично, как детские прописи. А потом он пришел с девушкой, и я из озорства стянула все внимание на себя. Спутница была забыта, а я купалась в своей непобедимости. У дверей он «со смыслом» глядя мне в глаза, спросил: «– Я вернусь?», а я бездумно кивнула. Вот и все.
А хочется, хочется чего-то такого! Пресно мне стало после этого дурацкого сна. Будто не хватает чего-то важного, от чего глаза горят, и жить хочется.
Сижу на диване среди подушек и уговариваю себя, что не все так уныло. Надо срочно вспомнить что-нибудь яркое, на всю катушку! Перед глазами опять мелькают шпаги, шляпы с перьями… к черту сны, что у меня наяву впечатлений не хватает? Тупо смотрю в стену. В квартире тихо, слышно, как льется вода у соседей, воробьи дерутся за окном, электричка шумит за рекой. Я прислушиваюсь к стуку колес, вот она романтика: поезда, новые города, новые люди. И я вспоминаю как бешено, билось сердце под такой вот стук колес далеко-далеко в зимнем Питере. Как давно это было! Мне пятнадцать лет, я первый раз в Санкт-Петербурге, глаза распахнуты, смотрю на все жадно, сама себе не верю, а электричка легко и стремительно несет меня из пригорода в центр. За окном сугробы, елки, совсем как дома. Остановка, отрываюсь от окна, смотрю на входящих людей. Хмурая тетка с авоськами, деловой мужичок в смешной кепке, девочка с бабушкой, дергает ее за руку, что-то щебечет, ватага студентов с гитарой и каким-то оборудованием. Вдруг, я прячу глаза, даже жмурюсь. Я влюбилась, глянула и влюбилась. Увидела и обожглась. Боже! куда спрятаться? Смешно, а я чуть не умерла. Он высокий, красивый, уверенный, большие темные глаза, бархатный голос. Сама элегантность и обаяние. А я пятнадцатилетняя страшилка в прыщах и в красной шапке с помпонами. Он меня и не замечает, а я так хочу раствориться в воздухе, что дышать боюсь. Студенты совсем рядом, шумят, смеются, я смотрю на него украдкой. Так страшно и так сладко.