Я ясно осознаю и ужасаюсь своей догадки, что эффектная дама персонаж того самого первого сна. Она мало изменилась с тех пор, когда он (т.е. я) был в нее влюблен. Интересно, кто теперь ее муж, она ему тоже изменяет? Я решительно отмахиваюсь от странных мыслей. Я же решила, твердо решила больше не думать о прошлом, к тому же еще не о своем или…
А незнакомка, словно испытывает твердость моих намерений, улыбается кокетливо, точь-в-точь как в моем сне.
–Как вы думаете, а мне пойдет черный, вот этот трикотажный костюмчик, мне кажется он вполне удобоваримый.
–Тебе черный никогда не шел, – чуть не ляпнула я, но вовремя спохватываюсь и произношу вполне вежливо:
–Я думаю, вам стоит поискать что-то повеселей, черный, конечно, классика, но уж больно скучно. Может вам стоит посмотреть вот эти темно-голубые брюки и блузку?
–Пожалуй, я зря недолюбливаю это цвет. В моем гардеробе уже переизбыток красного.
Дама с азартом перебирает на вешалке наряды, а я борюсь с неизвестно откуда-то взявшимся желанием: накупить ей подарков! Бред! Я же решила жить как нормальные люди, и не прислушиваться ко всяким странностям. Ерунда это все! Подумаешь тетка показалась знакомой. Глупости! Все это я придумала! Ерунда! Ерунда! Ерунда!
Фокус с магазином не удался!
Выхожу на улицу в настроении еще более паршивом, чем до этого. Не могу придумать чем себя занять надо срочно найти что-нибудь очень современное и беззаботное. Даже с Сашей не хочется встречаться. Он опять заговорит про свои приключения в средневековье, еще о чем-нибудь в этом вроде, а я не хочу! Больше не хочу ничего вспоминать! Шагаю по широкому проспекту в мрачной решимости положить конец «этому» не знаю чему. Меня все бесит! Ветер слишком холодный, снег слишком колючий, дома облезлые, собаки драные, прохожие уроды!
И чего я собственно взъелась на весь белый свет? Все хорошо, сейчас приду домой, напьюсь горячего чая, а лучше кофе, поглажу Пальму, мне даже становится смешно, нормальных кошек гладят по пушистой шерстке, а у моей «чебурашки» придется щупать уши, чтоб хоть немного приблизиться к приятному процессу. Мои старания по улучшению настроения начинают приносить свои плоды. Встречные люди перестают казаться отвратительными, погода становится приятной, я не спеша возвращаюсь домой, строю радужные планы.
–Не смей этого делать!
–Стой! Стой! Стой только!
Истеричные вопли грубо нарушают мою прогулку.
–Ну, кто так орет?
Тихо спрашиваю я, не рассчитывая на ответ, но мне принимаются объяснять сразу несколько человек:
–Девчонка, дура!
–Хочет из окна прыгнуть!
–Только, только ее из психушки выпустили, она видно обратно захотела.
–И чего бабе не иметься?
Во дворе дома, мимо которого я дефилирую, собралась целая толпа, некоторым даже не хватило места, и они стояли рядом на улице, довольствуясь тем, что было слышно из двора. Я тоже останавливаюсь возле них, хоть и терпеть не могу всяких зевак.
–Маша, не прыгай, зачем тебе это надо?
«Маша, из психушки?» – настораживаюсь я. И начинаю пробираться во двор. Обогнув дом, задираю голову. На балконе, седьмого этажа, типовой многоэтажки, вижу женскую фигуру в белом платье. Если бы увидела это в фильме, назвала бы этот прием театральным, а в жизни это выглядело страшено и одновременно прозаично. Я сразу узнаю свою соседку по палате, в больнице, ту, что казалась такой нормальной и сочинила сказку про цыганку. Маша совсем не изменилась. Вопреки голивудским стереотипам, она аккуратно причесанна, хорошо одета, стоит на краю балкона в модельных туфлях, не кричит, не плачет, кажется ждет, пока разойдутся зрители. Снизу, некоторые пытаются с ней разговаривать, кричат, убеждают не прыгать. Самоубийца на них не реагирует, сосредоточенна на чем-то своем. Мужчина рядом рассуждает с видом знатока:
–С ней надо поговорить не отсюда, кто-то должен подойти к ней совсем близко, и поговорить потихоньку. Лучше чтоб это был знакомый ей человек.
В толпе начинаются пересуды, оказывается, что все собравшиеся во дворе люди совершенно случайные, не находится даже тех, кто раньше называл ее по имени и рассказывал про психушку.
Я понимаю, что во всей этой толпе оказываюсь единственной, кому Маша не совсем чужая. Но кричать снизу:
–Эй! Ты меня помнишь? – безобразно глупо. И я быстро захожу в подъезд. Странно, но здесь никого нет. Только перед дверью квартиры вспоминаю, что она должна быть заперта. На всякий случай, толкаю обшарпанную деревянную преграду, она неожиданно поддается и открывается. Только теперь задумываюсь: