Тем же вечером началась новая сольная карьера Энакина, о чем моментально были оповещены звонкой гитарной трелью жители как минимум трех соседних от холостяцкого жилища Оби-Вана Кеноби домов.
— Разлука проверит чувства наши
Я подарю тебе рубашку
Которая будет пахнуть мной
Не забывай меня, родной! — рвал глотку Энакин, стоя напротив темных окон Оби-Вана и сопровождая каждую строчку того, что в изначальном варианте было рэпом, тремя дребезжащими аккордами.
— Да заткнись ты уже! — раздалось со стороны соседского дома. — Дай поспать, заебал!
— Я вызову полицию! — раздался истерический женский крик, перекрикивающий детский визг с другой стороны.
Однако, Оби-Ван, по всей видимости, не слышал, и Энакин перешел к припеву, самой лиричной части своего творения:
— Возьми в моем ящике стола от любви таблетки
Ты уснёшь, а я проснусь и отдам тебе своё доброе утро
Запиши мой голос и поставь на звонок, детка,
Чтобы помнить обо мне каждую минуту!
***
Доктор Кеноби, вернувшийся домой с деловой встречи, после которой еще заезжал в супермаркет за продуктами и навещал бабушку, а потому приехал достаточно поздно, был удивлен, заметив припаркованный возле своих ворот байк Скайуокера, но не обнаружив самого владельца поблизости. Зато рядом мигом нарисовался сосед, с интересом разглядывающий транспортное средство, задумчиво дымя сигаретой:
— Вот ведь обидно, а! На каких дорогих железяках у нас нынче психопаты всякие разъезжают!
— А что тут, собственно, произошло? — осведомился Кеноби.
— Да сумасшедший какой-то возле ваших окон крутился с гитарой, песни орал какие-то дебильные. Потом копы приехали, так он еще возмущался, мол, «вы хоть знаете, кто мой дядя?» Вот такая нынче молодежь пошла, кругом одни блатные. Чуть что, сразу дядь на помощь зовут. Повязали, в общем, да увезли в обезьянник за нарушение общественного правопорядка. Там таким самое место, — охотно поделился сосед.
Оби-Ван, взглянув на полный пакет продуктов в своих руках, а затем на темные окна родного жилища, вздохнул. Кажется, теперь придется наведаться в ближайший участок.
Скайуокер, за которого Кеноби добропорядочно заплатил залог, объяснив, что является его начальником, а значит и вопросов к нему быть не должно, при выходе из-за решётки со слезами бросился своему спасителю на шею.
— Доктор! Я вам песню написал по случаю вашего отъезда в Израиль, решил сыграть её перед вашими окнами, хотел приятное на прощание сделать, а эта вредная тётка, ваша соседка, вызвала полицию, — пожаловался Энакин с умилительным, почти плачущим выражением лица.
— Это очень мило с твоей стороны, но ни в какой Израиль я не лечу, Эни, уймись, — прохрипел Кеноби, которого стиснули в объятиях. За сегодняшний день он успел взвесить все за и против. Здесь, в «Звезде Бессмертия», и более того — в городе, а теперь благодаря Энакину и во всем штате, он был известным хирургом. Он был заведующим отделения с многолетним стажем. В конце концов, здесь были его друзья с самой молодости и любимая бабушка, живущая на соседней улице. А там, в Израиле, он был бы лишь одним из многих выдающихся медиков, который даже местного языка не знает. Будь он интерном вроде Энакина он бы, конечно, согласился, не раздумывая, но начинать жизнь заново в свои почти сорок…
— Н…не летите? — переспросил Энакин, словно не веря своим ушам, и на лице его начала расцветать абсолютно счастливая лучезарная улыбка.
— На кого же я брошу свое отделение? Не на тебя же, — усмехнулся в ответ Оби-Ван. — Не расслабляйся, тебе ещё многому предстоит научиться перед тем, как я уйду на заслуженную пенсию.
========== О странных привычках племянника будущего губернатора ==========
В один из своих обычных рабочих дней доктор Кеноби, радуясь завтрашнему выходному дню, в приподнятом настроении собирался домой, насвистывая себе под нос какую-то мелодию, но буквально в дверях ординаторской столкнулся со своим интерном, что улыбался от уха до уха, а это, как правило, не предвещало ничего хорошего.
— Доктор Кеноби, — радостно протянул Энакин при виде начальника, сияя, как медный таз, которым медленно накрывались спокойные выходные хирурга. — А у меня дядя в командировку уехал.
— Очень рад за тебя, Эни, — вздохнул Кеноби, все еще не понимающий, чего от него хотят, но уже предчувствующий что-то неладное, а потому спешащий поскорее удалиться прочь.
— Доктор Кеноби, а вы за мной не присмотрите? А то больше некому, — Энакин лукаво улыбался. Не зная Скайуокера лично, можно было подумать, что он шутит. Но увы, Оби-Ван как раз очень хорошо его знал.
— Присмотреть? Энакин, тебе скоро двадцать четыре исполняется, насколько я знаю, — скептически хмыкнул Оби-Ван, хоть и без особой надежды. — Так что давай уж как-нибудь сам, что ли…
— Ну доктор, я ни разу не оставался один дома, а вы же знаете, какой я раздолбай. А если со мной что-то случится? А если я что-нибудь эдакое натворю? Это будет на вашей совести, — с самым серьезным выражением лица, какое у него только бывало, заявил Энакин.
— Очень мило, что ты признаёшь свои недостатки, Энакин, — вздохнул Оби-Ван, понимая, что от Скайуокера действительно можно ожидать чего угодно, а потому Кеноби с полной обречённостью ответил: — Хорошо, так и быть.
Поездка на байке с Энакином оказалась тем ещё испытанием, а о своём решении доктор Кеноби пожалел в самые первые минуты после его принятия, когда Энакин, ухватив его за рукав пальто, потащил на парковку и торжественно вручил там свой шлем. Оби-Вану уже приходилось наблюдать со стороны за безрассудной манерой вождения юноши, а потому стоило Энакину тронуться, а вернее — сорваться с места, как несчастная жертва собственной доброты заблаговременно вцепилась в его талию. Когда-то в молодости Оби-Ван мечтал о собственном байке и даже копил на него деньги. Но годам ближе к тридцати осознал, что с управлением транспортными средствами у него отношения не клеятся, и до сих пор так и не приобрел даже машину, предпочитая метро, хотя денег у него было достаточно.
Десять минут непередаваемого ужаса — и вот они уже были возле дома самого богатого человека в городе, владельца «Звезды Бессмертия» и множества других предприятий, миллионера и, возможно, в ближайшем будущем губернатора штата, Шива Палпатина. Со стороны Оби-Вану этот дом напомнил скорее замок какого-нибудь графа Дракулы. Хотя судить ли о чужих вкусах в этом плане человеку, что провел свое детство в родовом поместье Франкенштейнов, которое уже одним своим названием кому-то внушало откровенный ужас, а кого-то, например, туристов, привлекало не хуже именитых музеев? Энакин затащил Кеноби в дом, тот по привычке начал было снимать обувь в прихожей, но Скайуокер прошлепал в своих уличных шипованных ботинках прямо по начищенному до зеркального блеска паркету, и Оби-Ван сделал вывод, что разуваться здесь, похоже, не было принято.
— Привет, Мас. Знакомься, это мой гость, доктор Оби-Ван Кеноби. Доктор, это наш дворецкий, мистер Амедда, но вы можете звать его просто Мас, — панибратски представил мужчину в безукоризненном фраке и белых перчатках Скайуокер, на что дворецкий учтиво поклонился и, приняв бессменную косуху из рук Энакина, забрал и пальто Кеноби.
Помимо дворецкого в доме также находились горничная и повар, с которыми Энакин также познакомил Оби-Вана во время экскурсии по дому, и тот едва сдержался, чтобы не спросить, на кой чёрт здесь понадобился ещё и он, если присмотреть за Скайуокером и без того было кому.
— …здесь зал для приёма гостей, а вот тут наша семейная комната отдыха, — с увлечением рассказывал Энакин. — В подвальном этаже у нас есть бассейн, джакузи и сауна, если захотите искупаться. Там по коридору спальни для прислуги, а на втором этаже…
— Тут ещё и второй этаж есть? — ляпнул Кеноби, поражённый такой роскошью, и фыркнул, отчего-то опустив взгляд, когда Энакин посмотрел на него.
В голову почему-то пришли слова Квинлана, который частенько намекал на возможность отношений Оби-Вана с его интерном. Взглянул бы он на эту роскошь своими глазами — и увидел бы ещё одну причину, по которой Кеноби не будет с Энакином встречаться. Они из разных слоёв населения. Бабушка называла таких, как мистер Палпатин, нуворишами. Оби-Ван же хоть никогда и не был благородных кровей бедняком, да и собственное материальное положение всегда его устраивало, сейчас ощущал себя совершенно негодным вариантом кормильца и главы семьи… Хотя о какой семье может идти речь? О чём он только думает?