— Каспер, ну, сколько можно? Совсем новый плащ!
— Неряха! — донеслось откуда-то из-под Толстика.
Аинэ вспыхнула от негодования и подскочила к Зезве.
— А тебя кто спрашивает, а? Хоть бы поздоровался, бирюк!
— Добрый день, сударыня.
— Ах, ты… — Аинэ аж задохнулась, всплеснула руками, затем поджала губы и демонстративно отвернулась. Зезва усмехнулся. — Каспер, я зашью, не волнуйся.
— Дочка, я ж тебе шаль привез! — вдруг просиял брат Кондрат. — Вот ведь я дубина, а?!
Инок принялся рыться в сумках. Зезва что-то пробурчал.
— Что ты там бормочешь, сын мой? Где ж она…ага, вот! Дочь моя, глянь, какая шаль! Каспер выбирал, между прочим.
Молодой Победитель смущенно отвернулся. Аинэ на мгновенье прижалась к покрасневшему юноше, затем с радостным смехом накинула шаль.
— Ох, теплая какая, дедушка Кондрат! Спасибо! Каспер, спасибо! Ну, что ты отворачиваешься?
— Ормаз с тобой, доча. Носи на здоровье.
— Я не отворачиваюсь…
Зезва снова заворчал, отвернувшись.
— Ну что еще? — возмутился брат Кондрат. — Почему ты опять недоволен, а? Дейла, вразуми заблудшего!
— Я говорю, холодно! — Зезва с мрачным видом передал поводья Толстика подошедшему молодому иноку. — Вы как знаете, а я — греться. Мне шаль мерить не нужно, клянусь дубом.
С этим словами Ныряльщик решительно направился в людскую, закутавшись в плащ. Каспер покачал головой, хотя в душе согласился с Зезвой — холодно нынче. Аинэ нахмурилась, переглянулась с отцом Кондратом, затем вздохнула, взяла огромного инока за руку, и они двинулись за Зезвой. Старательно собирающие снег монахи даже голов не подняли. Лишь один из них, совсем еще юный, блеснул белозубой улыбкой, провожая взглядом всю компанию. Но присматривающий за послушниками пожилой звонарь грозно сдвинул сросшиеся брови, и молодой монах еще усерднее заработал метлой. Снег усиливался.
* * *Севдин повернулся к Гулверду. Поджал раздраженно губы.
— Неужели ты веришь в эти сказки, брат? Никакого гела в округе нет. Что за ересь, прости Дейла?
— Но я слышал вой, — настаивал Гулверд, опершись о посох.
— Так то волк! — воскликнул Севдин. — Развелось серых видимо-невидимо! Эры всё жалуются, то у одного овцу загрызет, то у другого, ага. Отец Андриа советовал облаву устроит, ну. Да как её устроишь? Глянь на погоду: вот-вот метель начнется! Я б на месте гелкаца и носа из берлоги не высовывал.
— Это верно, — улыбнулся брат Гулверд, поворачивая голову в сторону гор. — Но ты не гел. Что ж, брат Севдин, пошли?
— Идем, брат. Скоро трапеза.
Монахи спустились вниз, старательно пряча лицо от пронизывающего порывистого ветра. Но колючие снежинки все равно прорывались, кололись, обдавали ледяным дыханием. Двор уже опустел: даже суровый звонарь решил, что слишком уж строго в такую погоду гонять с метлами молодых послушников. Вот за ночь снега навалит, а с утречка можно и за работу взяться, во славу Ормаза. Главное ж не двор подмести, а веру и благочестие в труде смиренном укреплять ежедневно.
Ударил колокол. Размеренно и гулко, призывая к молитве. Несколько мгновений снежной тишины, и сквозь слабое завывание ветра донеслось стройное пение монахов.
* * * Ормаз, вседержитель, пастырь вселенной,