– Озабоченный, – фыркаю и нападаю на отбивную.
Какая же она вкусная, а картошечка – нежная и сочная. Я так готовить не умею. Привыкла на хлебе с водой жить, потому что все деньги уходили на лечение Марины Леоновны.
– Я вообще-то не это имел в виду, но раз уж ты так хочешь…
Глава 17. Звезда
Знаю, что должна его гнать, должна игнорировать нелепые шуточки, злиться на навязчивость… а не могу – мне так легко с ним, тянет к нему, кожу хочется содрать, чтобы не ощущать близость так остро. Искушают запахи, тембр голоса, поражает цвет волос – темный грифель – и глаз – золотисто-кирпичный с крапинками цикория. Сильное тело, будто его лепил гениальный скульптор. Гроза М среди людей, как кит в океане – он чувствует превосходство перед мелкими рыбешками и ведет себя подобающе властному главарю. Игорь – настоящий хищник, и от его наклона головы, формы стрижки, острых колючек волос на челке, набухших на шее сосудов, выраженного кадыка и перевитых венами рук у меня темнеет в глазах. Наверное, все потому, что у меня давно никого не было.
Тяжело выдыхаю и прячу загнанный взгляд: я начинаю капитулировать перед ним, а этого нельзя допустить.
Не хочу, не стану, доводить наше общение до постели, свалилось же счастье на мою голову. Как его от себя отлепить?
Когда минута молчания затягивается, Гроза шумно выдыхает, а затем подается вперед, чтобы что-то сказать, но его перебивает мобильный мерзким и коротким «тилик».
Игорь сначала сомневается, будто не может решить, отвечать или нет, но все-таки вытягивает из кармана телефон и включает экран. На бледном лице появляется маска ярости, мобилка летит на стол, заранее повернутая стеклом вниз, а затем Вульф сцепляет перед собой пальцы и опускает голову на замок.
– Тебя тоже прошлое мучает? – говорит он глухо.
– Душит, как удав, – отвечаю. Не могу я ему врать, хотя бы иносказательно, но нуждаюсь в правде.
– Как же я тебя понимаю, – он смотрит в глаза и ни грамма не улыбается: всю веселость, будто утащило в неоткрытое сообщение.
Покачивая головой, хочу взять булочку, мне нужно отвлечься, я плыву под его горячим взглядом, и сталкиваюсь с теплыми пальцами. Не успеваю одернуться, Игорь резко тянет на себя и, переворачивая руку ладонью вверх, накрывает своей.
– Сомневаюсь… что понимаешь, – выдыхаю, сдерживая дрожь, но пальцы все равно вздрагивают, а губы приоткрываются, выпуская неосторожный стон.
– Мне не нужно лезть в твое прошлое, чтобы знать тебя в будущем, Вера. У каждого есть раны, даже если их незаметно с первого взгляда, но, скажи мне честно… – он ведет пальцами по ладони, сбивая дыхание и лишая меня способности оттолкнуть его, пока не поздно. – Скажи, булавка, ты избегаешь меня из-за прошлого или я просто тебе не интересен?
Вместо ответа прикрываю глаза, мысли кружатся вокруг ладони, на которой отпечатываются его прикосновения. Эти шрамы мне никогда не убрать. Наверное, нужно быть сильной: встать и уйти из его жизни раз и навсегда. Все было бы легче, если бы не было так сложно.
– Ве-ра… – шепчет Гроза и сильнее сжимает мою ладонь, переплетает наши пальцы, – ответь, прошу тебя. Это для меня важно.
– И-и-игорь…
– Так первое или второе? – настаивает он.
Вгрызаюсь в губу, чтобы снова не сказать то, что не нужно. Я безоружна перед ним и будто стою на краю пропасти и решаю упасть спиной вперед или лицом. Все равно вниз. Все равно спасения нет.
– Потому что, если ты скажешь второе, – говорит Игорь, не отпуская меня, – я никогда не поверю, – и, придерживая мою ладонь в своей, будто в лодке, ведет указательным пальцем по линии судьбы. – Ве-ра. Ве-е-ера-а-а… Какое имя необычное.
– А почему Вульф? – перевожу стрелки в попытке увести тему в другое русло.
– Э-э-э, нет, – он наклоняется и целует сухими губами меня туда, где только что касался пальцем, я резко, хотя это стоит мне больших усилий, убираю руку, потому что и у меня есть грань.
– Это перебор, Игорь, – понижаю голос и смотрю исподлобья.
– Да, – он поднимает руки «сдаюсь», – я как всегда неисправим. Извини, не удержался, – и снова эта довольная улыбочка. Да он играет со мной!
– Ответишь, почему тебя так называют? – все еще пытаюсь перевести тему.
Он крадет у меня булку и откусывает кусочек, затем, как хомячок, бурчит:
– Нэ скажу. А то так нечестно: тебе все можно знать, а мне фиг? Хотя на мой вопрос уже можно не отвечать, – он отклоняется на спинку и, забрасывая ногу на ногу, растягивает длинные руки по спинке кресла.
Я пью чай и стараюсь не измазаться в пудру, чтобы не выглядеть смешно, пытаюсь найти хоть малейший повод не симпатизировать ему, а его нет.