– Одевайся, я жду тебя... в кухне.
Мне приходится с усилием воли отойти в сторону и вытолкать свою тушу в коридор. В голове глубоко засела игла о насилии. Я раньше не замечал этого, а сейчас вижу по серым глазам и все понимаю. Веру кто-то сломал. Сломал так, что никому не пожелаешь. А еще я со своими приставаниями в академии, придурок!
С остервенением замешиваю тесто. Мука летит во все стороны, щедро покрывая меня белой пылью, а гибкая смесь разве что не верещит под пальцами. Хочется курить, а сигареты купить забыл. Хочется орать, но не хочу и не могу пугать гостью. Мечусь по кухне, как голодный волк, режу, давлю, затем снова режу, раскатываю. Вымещаю ярость на готовке, хотя это почти не помогает, я только сильнее расхожусь. Вот в такие моменты и правда хочется стопку коньяка бахнуть и забыться. Сашку, когда башню от Насти сносило, – это спасало, а я не врубаюсь в такие лекарства.
– Что ты делаешь? – Вера замирает в дверях. Никаких тебе руки в узел на груди, никаких вздернутых подбородков или гордого взгляда. Испуганный маленький человечек. Стоит, руки по швам, спину ссутулила, взгляд исподлобья.
– Пытаюсь согнать злость.
– На кого? – спрашивает, а сама глаза опускает. Вот! Опять. Она тупо меня боится, как кроль, который попал в клетку.
– На того, кто тебя обидел в прошлом, – отворачиваюсь к другому столу, перемешиваю фарш с луком и зеленью. Жму мясо и представляю, что это под руками морда той твари, невидимой суки, что стоит между нами.
– Игорь, не нужно, – она не двигается. Говорит холодно, но я чувствую, кожей чувствую, как она вся колотится. Разве что волны не идут от ее дрожи.
Из коридора слышится возня и грохот. Вера отскакивает ко мне и прячется под боком. От неожиданности поднимаю руки, стараясь не испачкать чистые волосы в фарш.
– Не бойся, – целую малышку в щеку, а она завороженно смотрит в проход и лепечет:
– Т-т-там кто-то есть.
– Есть, – спокойно мою руки, а Вера так и не отцепляется. Влажными ладошками сминает футболку и вжимается в меня всем телом. Я ласково провожу пальцами по ее дрожащему плечу и тепло смеюсь: – Идем, покажу.
Веду ее в холл, из холла в небольшую веранду с обилием цветов. – Ну, иди сюда, негодница, – зову, а сам прижимаю Веру к своему плечу. – Лисса, кис-кис-кис…
Сначала в углу тихо шелестит, потом снова стучит, а через несколько секунд из-под листьев гибискуса показывается черный нос и кончики светлых услов. А затем и рыжуха во всей красе в зубах с мохнатым комком.
– Опять спрятать хотела? Дай, – приседаю и тяну руку. Кошка тащит свою драгоценность ко мне и кладет на пол, падает на бочок, оборачивает малыша пушистой шубой и начинает яро вылизывать котенка. Провинилась, она знает, смотрит на меня и мяукает коротко. Вечно запрячет среди цветов, а я потом отмываю меньшего рыжика.
Вера молча тянется, но Лисса настораживается, даже шипит и прижимает большие уши к голове. Ррр… еще одна.
– Эй, никто тебя не обидит, – щелкаю кошку по носу, а она подается к моей ладони и облизывает пальцы. – Совсем как ты, Вера, тоже всех боится, – потрепав любимицу под шеей, отодвигаюсь и, ласково обнимая Веру со спины, и перекладываю на ее ладони маленького котенка, что едва открыл глазки. Лисса вскакивает на ноги и обматывает наши ноги шерстяными кругами. Туда-сюда, туда-сюда и бесконечно мурлычет-мяукает. – Да, я люблю котов и надеюсь, что у тебя нет аллергии.
– Я… н-не знаю, – говорит Вера и приваливается с облегченным вздохом к моему животу. Гладит пушистика, у которого пока нет имени, а я ловлю ее легкую улыбку, радость в глазах и детский нескрываемый восторг. Впервые за столько дней получилось вытащить ее на светлые эмоции, и это кажется мне невероятным. Не удержавшись, обнимаю ее и утыкаюсь носом в шею.
– Лисса – девочка у меня с характером, но она только с виду злюка, так она очень чуткая. Точно как ты, булавка.
Глава 26. Звезда
И он сам, что так загадочно улыбается и поглядывает на мою грудь, что непроизвольно выделяется под тонкой тканью футболки; и кошка, что трется о мои ноги, стоит мне протянуть ей звездочку корма на ладони; и вообще дом, что так не похож на конуру яростного и дерзкого Вульфа в кожанке, с серьгами в ушах и стриженой бородой – все это меняет мое отношение к мужчине и необратимо закрепляет симпатию.