– Не поверишь. Нет.
– Чиста?
Он достает небольшую папку и с ехидной улыбкой качает головой.
– Как стеклышко, – раскрывает папку и показывает мне пустой белый лист.
– Что это?
– Ее досье, – он смеется и заглядывает в папку, будто что-то видит. – Веры Свиридовой просто нет.
– Чего? – я все же беру в руку папку и переворачиваю лист туда-сюда.
– Да просто нет такого человека. Я не только Россию проверил, – Даня устало откидывается на стул и потирает руки. – Ты фото принес? Санька говорил тебе?
– Ах, да, – я передаю ему мобильный, где в академии украдкой сфотографировал Веру, а потом (честно, я не специально) дрочил на нее ночами. Ну, я мужик голодный, активный, мне нужно секса много, а последние полгода… Ох, в общем, от Веруньки-булавки у меня яйца даже после ночного марафона гудят.
Данька откидывает со стола хлам и бумаги, переставляет на шкаф бутылку и стаканы, а потом достает ноут и долго что-то ищет.
– Ох, ты ж… – через долгих десять минут, пока я откинулся на стул и пытался вздремнуть, почти вскрикнул Даня.
– Что там?
– Да писец, Игорь, ну, ты и связался.
– Говори уже!
Он разворачивает компьютер. Девушка на снимке светлоликая, русоволосая с длинным волосами. Но вблизи узнаю форму носа, что изучал пальцами и щекотал языком, губы, что целовал, как бешеный, и эта маленькая родинка чуть выше брови. Это Вера. Моя Ве-ра-булавка. Только совсем другая и немного младше.
Взгляд опускается ниже, и я понимаю, почему девушка так меня боялась, так долго скрывалась и испугалась, увидев фамилию моей бывшей.
Глава 31. Звезда
Возвращаюсь домой поздно ночью. Надеюсь забрать вещи и уйти незамеченной. Никто меня здесь не запомнил, никто и вспоминать не будет.
В подъезде стоит плотный запах тухлятины и сигаретного дыма. Лифтами я не пользуюсь, потому иду очень тихо на свой этаж. В семнадцатой квартире плачет ребенок, в соседней лает собака: привычно и обыденно. Только сердце сегодня вышло из строя и глухими ударами под ребра выбивает из меня дух. Я прижимаюсь к стене поближе и тенью выплываю на площадку к съемной квартире.
Замок заедает давно, приходится немного пошуметь, проворачивая ключ, отчего по спине ползут ядовитые невидимые змеи. Но я фокусируюсь на тишине между стенами и от малейшего шороха или движения готова ринуться в сторону и защищаться до последнего вздоха.
В подъезде застывает гробовая тишина, даже пес прекращает лаять на этаже ниже. Только запах все тот же, а возле квартиры сигаретный дым почему-то более плотнее, размывает темень перед глазами, превращая ее в черное молоко.
Хаотично вспоминаю, видела ли я, чтобы соседи на площадке курили, но решаю, что времени нет размышлять, нажимаю на ручку и замираю от тягучего и болезненного зуда в груди.
Я как-то привыкла к этому месту. Здесь грязно, мрачно, вокруг одни мусорники и заброшенный завод. Но все-таки я смогла несколько лет прожить спокойно и даже перестала дергаться от каждого звука, а еще научилась нормально засыпать. Но все это рассыпалось в прах от одного попадания в Грозу.
А что я хотела? Убить человека и выйти сухой из воды? Убить и жить дальше, как все? Убить и жить с другим, вечно высматривая в его глазах такой же гнев, как у Егорова? Или расслабиться и жить, будто ничего не было? Я так не умею.
Оставлю деньги хозяйке, захлопну дверь, и-и-и: «Прощай академия, уроки вокала…»
И Вульф?
Резко оборачиваюсь и едва не падаю от волны крови, что стремительно ударяет в голову.
– Думаешь, я тебя так просто отпущу? – он стоит в темном углу, спрятав руки в карманы. Черная куртка застегнута наглухо, а в теплых карамельно-горчичных глазах нет прежнего тепла и доброты. Только ярость.
Отступаю к приоткрытой двери, надеясь, что успею протиснуться в щель и заблокироваться, но Игорь быстрее.
Шаг. И дергает меня на себя, сильно сдавив талию.
Рывок. И дверь с грохотом закрывается, а я влетаю плечами в холодный металл.
Вдох. И я застываю в ожидании конца.
Выдох.
Вульф медлит, дышит тяжело, шумно, со свистом, раздувает ноздри, как разъяренный бык, а затем впивается до боли в губы. Толкает язык между зубов, будто собирается съесть весь мой страх, прежде чем убить.
Он отрывается на миг, задыхаясь, но затем снова и снова нападает. Целует, наказывает, а я захлебываюсь эмоциями, ужасом и невыносимой тягой к нему. Ноги не держат, от сладости съезжаю по двери спиной, но Игорь вовремя подхватывает под руки.
– Не отпущу... слышишь? – шепчет и снова целует, прячет в больших ладонях мое лицо. Забирается пальцами в короткие теперь волосы. – Любой тебя узнаю, даже если ты пластическую операцию сделаешь, везде найду, даже если на другую планету улетишь. Поняла?