– Конечно-конечно, – я смотрю в серые удивленные глаза девушки, тянусь обнять, но скручиваюсь от резкой боли в боку, а Вера прижимается и утыкается в плечо лбом. Ни слова не говорит, но я ее понимаю. Это маленькое “спасибо” от чистого сердца. – Как только ее встречу, сразу наберу, – выдавливаю с хрипом и отключаюсь.
– Вульф, и что теперь? – тихо спрашивает Вера, осторожно отстраняясь, но все еще не отпускает мое запястье.
– Поехали домой, там нас никто не найдет.
– Ключи, – она раскрывает ладонь и зазывает пальцами.
– Ты? На моем байке? О, я хочу на это посмотреть.
– Ты многого обо мне не знаешь, волчара, – она накось улыбается и так эротично садится на сидение, что я даже забываю о маленькой неприятности в виде рваной куртки и горячей от крови одежды.
– Вези уже, путеводная звезда, а не то я свалюсь на повороте, будешь потом искать.
– Буду, – говорит булавка, мягко улыбаясь.
– А утром сбежала, думала, что я враг, – пожимаю плечом и сажусь назад, охая, как старик. Обнимаю девушку за талию, поднимаю ладони вверх и мацаю упругую небольшую грудь.
– Спокойно, – шикает Вера и сдвигает мои руки вниз. – Больной, сидите и не варнякайте.
– Я тебя хочу, Звезда. Я тебя люблю, Звезда… – почти падаю на ее лопатки, хочу обнять ее сильно-сильно, но руки, как тряпки.
– Не ерзайся, Игорь, – мы срываемся с места, и Вера кричит за спину: – Держись крепче, несносный прилипала!
– Дикий пес, как-то поинтересней звучит, – еле слышно ворчу и пытаюсь слушаться, но пальцы будто деревянные.
– Ты сейчас подбитый старый волк, – притормаживая на повороте, смеется Вера. Я чувствую по ее натянутой спине, что напряжение не ушло, что волнение колотится под ребрами, просто спряталось, надело маску. Она невероятно сильная, а суку, что ее обидела, я обязательно достану. Дайте только отлежусь пару дней.
Минут двадцать из меня выдувает всю душу, хотя холодный воздух в какой-то степени обезболивает, но когда мы подъезжаем ко двору, я еле сползаю с байка и тащу свою тушу к воротам, где благополучно сползаю по стеночке.
Вера заводит мотык во двор, оглядывается, оценивает дорогу. Делает это быстро и привычно, старается держаться в тени. Сколько лет она пряталась, сколько лет бегала и боялась сталкиваться с людьми?
– Давай, Вульф, ты же центнер весишь, я тебя не дотащу до двери, – она подпихивает меня плечом и почти тащит на себе, а я, слабак, банально не могу идти.
– Оставь меня, сбрось балласт, – тихо напеваю, – не доказаны теоремы. Ты стены свои в черный покрась, спрячь за ними проблемы.
– Куда-то ритм убежал, – сдавленно говорит Вера, когда мы добираемся до входа.
– Пофиг, я ничего не могу вспомнить, на ходу придумал, – жду пока она найдет в кармане ключ и блаженно ухмыляюсь, когда ей приходится засунуть руку в тесный карман брюк.
– Обазоченный… – шепчет она, когда слегка касается восставшей плоти.
– Был же больной?
– Не представляю, как в таком состоянии можно еще и возбуждаться, – она возится с замком, а я встаю позади и ласково провожу ладонью по ее бедру, завожу руку между ног и плыву вниз.
– Просто ты потрясающая. Я сдохнуть за тебя готов.
– Да ты романтик, – она отодвигает меня и затаскивает в приоткрытую дверь. В доме все еще пахнет нашей любовью, а на пороге нас встречает изголодавшаяся Лисса. Носится между ног и воет так, будто она не день, а неделю сама просидела.
– Ах, я же ее утром не покормил! – прислоняюсь к стене и стараюсь на свалить шкаф в прихожей. – А все ты, булавка, виновата. До чего же хреново быть таким… – язык заплетается, а боль перетекает в голову и обратно в рану. – Беспомощным.
– Где у тебя аптечка? – спрашивает Вера, присев рядом. Бесцеремонно поворачивает меня и осматривает спину. – Шов разошелся, нужно снова шить.
– Рукодельница ты моя-а-а, – пропеваю. Так вроде и говорить легче, и болит меньше. – А аптечки у меня нет, – упираюсь ладонями в пол. – И ниток нет, я шить не умею.
– Водка есть?
– Выпить хочешь? На брудер… тьфу… брудерш… да что ж такое? Я вроде не пил еще, – но слабость постепенно забирает все силы, и я уже почти не слышу и не вижу Веру. Утыкаюсь мутным взглядом вниз. Там полосатый ковер: черный с серым.
Черный… Серый.. Черный.
Глава 35. Звезда
Вам иногда кажется, что вы одни на всем белом свете?
Будто вы кричите в толпе, но никто не слышит. Будто ваши Большие проблемы – это только ваши проблемы, и никому нет дела до вашей боли, судьбы, несчастья. Никому нет дела до вас лично.
Так и есть. Мы всегда одни. Одни, не потому, что остальным все равно. Не потому, что есть нечто тайное в душе, куда ты никого не пускаешь.