Глава 36. Вульф
Мне хочется завыть. Откровенно вытянуть морду в потолок и завыть. Но вместо этого я сгребаю Веру к себе, преодолевая тянущую боль в боку, и шепчу:
– Ты забудешь обо всем. Я обещаю тебе. Разучилась любить? Научу. Не захочешь любить? Не нужно. Просто доверься. Доверься, моя маленькая булавочка.
Я чувствую, что она не просто дрожит, она прячет крик за тонкими губами, смыкает веки, выжимая поток слез, чтобы я не видел ее отчаяние, и сдавливает пальцами мои руки до сильной боли.
– Не все такие суки, как Марьян, – я ее немного встряхиваю, отчего рана отзывается острой пикой под ребрами. – Я докажу, Вера! Если тебе сложно говорить о том, что с тобой случилось, не стану спрашивать. Никогда не буду. Слово даю. Слышишь? Но только доверься, не запирайся, впусти меня немного глубже.
– Я же за тебя, дурак, боюсь, – она сипит и проливает на меня расплавленное олово глаз. – Мне на себя давно плевать. Я пять лет живу только чтобы человека найти, так бы давно спрыгнула с моста.
– Не нужно никуда прыгать. Я помогу тебе. Мы найдем, кого угодно. Хоть на другом краю земли, да, елки-палки, ради тебя в другой мир полечу. У меня есть знакомые, влиятельная семья, верные друзья. Они поддержат.
– Ты впутаешься, а я потом буду корить себя, что не смогла сберечь самое ценное, – Вера запинается и прячет лицо у меня на груди. – Я так за тебя боюсь, – добавляет пронзающим мою душу шепотом.
У меня дыхание спирает от ее откровений. Пусть не слова о любви, но это уже хоть что-то. Потому что этот крик «Я разучилась любить!» не на пустом месте. Это результат того ужаса, что она пережила.
Невыносимо вот так: ходить по краю, понимать, что прошлое перемололо мою булавочку, как мясорубка мясо, и восстановиться после такого очень сложно. Я помню, как у нас в универе девчонка выбросилась с восьмого этажа после насилия. Компашку ублюдков посадили, но от этого не легче. Жизнь человеку не вернешь. А девочка мирная и тихая была, я даже думал приударить, а потом это…
– Вера, Вероника, я не маленький, не ребенок и отвечаю за свои поступки и слова. Нужно будет – брошу группу, продам бизнес, и мы уедем зарубеж. Начнем все с нуля.
– Звучит сказочно, но я считаюсь умершей, – горько приподнимает уголок губ Звезда, – а Веры Свиридовой не существует. Разве что пешком через границу пойдем.
– Да хоть вплавь, – приглаживаю ее растрепанные короткие волосы, выкрашенные в золотистый блонд. Запускаю пальцы в мягкий шелк, перебираю и улыбаюсь, когда маленькая измученная женщина доверчиво ластится к руке, точно Лисса, что прижалась к ее ногам.
Я рыжулю возле мусорки нашел: с вырванным куском шерсти на спине и окровавленными лапками. Думал, что не выживет, но она смогла – поднялась, распушилась, а потом мне еще потомство притащила. Лисса хотела жить. И моя булавка хочет. Я вижу сильный огонь в ее глазах.
– А кто такая «И»? – вдруг спрашивает Вера и сводит ниточки бровей на переносице. – Почему она тебе пишет? Я так понимаю, не первый раз.
– Пойдем в кровать? Я все тебе расскажу, – даю ей свою ладонь, и впервые вижу в ее серебристых глазах надежду.
– Я немного есть хочу, – виновато прикусывает губу. – Со вчерашнего дня ни крошки во рту.
– Мой холодильник – твой холодильник. Только я посижу. Можно? Я бы тоже тост с сыром съел.
Вера помогает мне разместиться на мягкой сидушке, мнется рядом, а потом наклоняется и целует в губы.
– Спасибо, что ты есть, – тихо говорит и быстро отстраняется. – Никогда не встречала таких людей, как ты. Не везло мне.
– Это мне повезло. Только хватит болтать, доставай балык и хлеб, – киваю в сторону угла, а Вера не отходит.
– А можно я тебя съем? – в ее голосе проклевывается нежность и легкая юморинка.
– Как на счет утром? – хитро усмехаюсь. – Я сейчас оголодавший, почти дохлый пес. Боюсь, что не прожуешь.
– Ладно, балык так балык, так и быть – тебя на завтрак оставлю, – Вера отступает, опустив привычно плечи, отчего кажется еще меньше, чем она есть. Теперь я знаю ее реальный возраст, знаю частично о ее жизни, но пока молчу, потому что это на самом деле больно.
Я ловлю легкую улыбку на желанных губах, вижу, что девушке стало немного легче, а мне морально хреново, но показывать не собираюсь. И курить хочется, а сигареты закончились еще в подъезде. Глупо шкуру порвал, теперь, как инвалид, даже обнять свою женщину толком не могу. Но нам бы выбраться из всей этой ереси. Я знаю на что способен Егоров. Он отца свел в могилу, он Чудакову… Да, дела не закрыты, доказательств нет, но я уверен, что это его рук дело. Злопамятная мразь. Но зачем ему хрупкая девушка? Зачем убивать всю ее семью? У меня от чтения дела в кабинете Дани по коже не просто ползли мурашки, я думал свихнусь на месте. Родители сгорели заживо, якобы от взрыва газа. Девушка числилась погибшей, но я теперь знаю, что там, вместо нее, сгорел кто-то третий. А Веронику, которой было едва ли двадцать, украли и…