– На поблажки не надейся, – говорю тихо, чуть подтягивая за холодную, но крепкую ладонь. – Мазанешь – свалишь сразу.
– А ты дерзкий, как и говорил Артур, – кивает новенький крашеной головой в сторону. Никогда не понимал эти: темные корни, светлые кончики. – Ну, хоть рот открыть позволишь?
– Так уже позволил, – я такой, ничего не могу поделать. Прямой, как палка. Захочет работать, из шкуры вылезет, а нет – пусть лучше сразу свалит.
– А ты играешь так же идеально, как требуешь от других? – вдруг говорит пацан и встает у микрофона. О, наглый, даже конкурирует со мной, в некотором роде. Ла-а-адно, послушаем.
Вера заинтересованно рассматривает новенького. Он ростом хоть и не высок, но смотрится вышкалено и стильно.
Интересно, а как Звездная на меня смотрит, когда я не вижу?
Глава 44. Вульф
Ревность душит, как удавка, я с трудом попадаю джеком в гнездо гитары – руки ходят ходуном. Медиатор мне в лад, почему пальцы не слушаются?! Шмель жестами показывает: «Что происходит?», а я ему тычу фак, потому что устал, зол и спина тянет, зараза, а еще в глазах темнеет, когда Вера смотрит не на меня.
Пока я сражаюсь с подключением гитары, пытаюсь усмирить свои гормоны и чувства, ребята перебрасываются дежурными фразами, вроде: «Давно ищем вокалиста, вот Вульф и на взводе». Если бы только это, но я их подставлять не хочу, потому, скрипнув зубами, просто молчу.
Знаю, что рискованно было выбираться из берлоги, но и там оставаться рискованно, потому я должен ребят предупредить, что буду некоторое время вне доступа. Сейчас сказать об этом я не могу, выгнать этого крашенного павлина без повода – совесть не позволяет, придется ломать комедию дальше. Да и Веру хочу услышать. До трясучки и нервного тика на правом глазу.
– Ну, давай что-то известное, – говорю, врубая комбик. Скрип и шум дисторшна взрывает помещение и наполняет такими сладко-привычными звуками, что я жмурюсь от удовольствия и на несколько секунд проваливаюсь в транс. Выруливаю пассаж и подтягиваю бенд до высокого скрипучего писка. Качаю струну до-о-олго, пока пальцы не начинают гореть, а потом срываю аккорд, зацепив ее до щелчка уголком медиатора, и открываю глаза.
Булавка смотрит на меня, приоткрыв рот от удивления или восторга. В ее глазах блестит глянец, а зрачки расширились, почти заполнив сталистую радужку черным.
– «Я свободен» знаешь? – говорю Россу, но смотрю на девушку, и она отвечает одними губами:
– Знаю…
– Так себе, – отвечает умник за спиной. Бе-е-есит!
– А «Nothing Else Matters»? – невозмутимо добавляю и, не двигаясь, считываю эмоции девушки.
Вера улыбается, и я понимаю, что эти песни для нее – семечки, а пацанчик мычит и щелкает по микрофону пальцами. Противный шум идет по помещению, отчего заводятся колонки.
Шмель и Арри тихо хихикают в своих углах. Они знают, что при мне лучше не вести себя так… тормознуто.
Басист гулко включает инструмент и играет короткий квадрат из Металлики, а ударник поддерживает его сбивкой. Когда они замолкают, я задаю еще один вопрос:
– А из Hammerfall что-нибудь знаешь? – но взгляд все равно направляю на Веру. Я тащусь от ленивой улыбки на припухших от поцелуев губах и сияния светлых радужек. Она прищуривается и откидывается на спинку дивана, давая понять без слов, что знает и эту группу.
Меня на миг оглушает. Я, наверное, не все в ней разглядел, не до конца ее раскрыл, потому что это молчаливое и очевидное «Я все могу» – откровение сейчас.
Она ведь не поет только из-за Марьяна!
Сука, я все сделаю, чтобы он заплатил за содеянное, чтобы моя булавка вышла на сцену и ничего не боялась.
Пока Росс мнется и что-то бубнит за спиной, я подхожу с гитарой к Вере и присаживаюсь на край дивана.
– Ты свободен, – говорю, не оборачиваясь.
Шмель щедро ругается матом и брякает палочками по тарелке. Я наклоняюсь и целую свою любимую. Бесстыдно целую ее при всех, плевать, что скажут, я задолбался скрываться и прятаться. Ребята, посвистывая, разыгрывают задорный ритм с ускорением, а вокалюга что-то орет и бубнит в микрофон. Вот же разноцветный лизун.
Все уже поняли, что он здесь лишний, но до таких доходит туго.
– Ладно, послушаем, как он блеет, – шепчу в сладкие губы, отстранившись от Веры.
– Дай ему шанс, – отвечает она лукаво, стирая кончиком пальца след светлой помады. От легких прикосновений меня ведет от возбуждения, но сейчас мне нужен ее голос, как чистый воздух. – Я спою тебе дома, – говорит Вера-Ника одними губами.
– Обещаешь? – очень тихо, чтобы никто не слышал.
– Обещаю, – шевелятся губы в ответ.