Нет. Нет…
И черный дым, как тогда из квартиры, где мы жили с родителями, вьется вокруг меня, хлещет по щекам, вбивается в грудь и травит легкие.
В доме что-то трещит, падает, ломается. Огонь не просто ревет, он ужасающе стонет. И кроме этого я больше ничего не слышу.
И время мчится. Невыносимо мчится куда-то, не оставляя мне надежды на спасение. Ведь я умру без Игоря, не выживу. Какой смысл?
Накрываюсь руками и проваливаюсь в прошлое, где пять лет назад меня вытащили из уютного дома и заставили смотреть, как погибают мои родители. За то, что сбежала. За то, что ослушалась.
Я не кричала. Знала, что бесполезно. Меня уже сломали тогда, вырвали чистоту, заставили себя ненавидеть. Одно останавливало: беременность. Даже зная, что ребенок от изверга, я все равно хотела, чтобы он жил. Не могла поднять руку на беззащитное маленькое существо, не могла пойти на аборт.
Когда я вернулась, родители думали, что мне надоело жить с дедом в деревне, а о своем интересном положении я не успела сказать, да и не призналась, что четыре месяца была в плену. Я бо-я-лась.
И тогда наивно думала, что спряталась, что меня не найдут, ведь никто не знал моего настоящего имени. Дурочка. Они все знали, даже когда мне первый зуб вырывали в поликлинике. Все обернулось еще хуже, чем можно было представить.
У Егорова очень длинные лапы. Он не просто меня нашел… И нашел не один раз… потому что я не оставляла надежд вырваться из клетки.
– Вера… – Игорь опускается рядом. – Я тут, – хрипит и тянет за руку, открывая мое лицо. – Булавка, со мной все хорошо, не плач, – шепчет и откашливается.
Я смотрю сквозь слезы и мотаю головой.
– Ты не должен был со мной связываться, – обнимаю ладонями его лицо. Борода с одной стороны обгорела, но кожу пламя не задело. – Он же убьет тебя, – поглаживаю раскрасневшиеся щеки, считаю подплавленные ресницы, изучаю любимые губы, будто впервые смотрю на мужчину. – Марьян найдет всех, кто мне дорог. Я должна уйти. Отпусти меня.
– Я тебе уйду, – шепчет Игорь и касается губ легким поцелуем, пропахшим гарью и копотью. – Мы выберемся, даже если придется пойти на самые радикальные меры.
По улице ко двору приближается автомобиль Давида. Он со свистом тормозов вспенивает пыль и, врач выскакивая наружу, спешит к нам.
– Да! – вскрикивает Старший Гроза, привлекая наше внимание. Игорь неосознанно прижимает меня к плечу, накрывая и защищая собой. – Егор, найди своего босса! Сейчас же! Вовремя же Генри решил телефон выключить! – Саша смотрит на пляшущий огонь, который пытаются залить пожарные, а затем быстро направляется к нам. По его тяжелой походке ясно, что он зол и свиреп. – И когда ты собирался сказать, Малый?! Когда я твои обуглившиеся кости в гроб бы укладывал? Сука, что я маме скажу?! Ей не хватает еще одной смерти, она после отца еле оправилась. Совсем сбрендил?! Куда ты опять влез?
Игорь, не обращая внимания на выпады брата, расстегивает куртку и достает из-за пазухи Лиссу и отпускает ее на землю.
– Малыш вряд ли выжил, – говорит расстроено, – но я его все равно забрал, – он опускает темную голову, что огонь подсвечивает алым, и протягивает мне на ладони рыжий комочек. Кошка вьется вокруг наших ног и упирается мордочкой в штанину Вульфа.
Я накрываю своими руками маленькое тельце. Поглаживаю, и чувствую, как кроха слабо, но толкается.
Глава 49. Звезда
– Он жив, – лепечу пересохшими губами.
– Что? – не понимает Игорь.
– Он жив, Гроза-дубина, просто в шоке, – говорит Давид, протягивая руки. – Дай сюда больного, безумный спасатель. Мозг вам нужно перепрошить, чтобы глупости не творили! Дай сюда, говорю, – врач осторожно забирает котика. – Вот та-а-ак. Ножка пострадала, но ниче – жить будем. Да? – он приговаривает и относит котенка в машину, за ним хвостиком спешит Лисса.
– Где Даня и Генри? – спрашивает Игорь у брата.
– Я не знаю, – Саша смотрит на догорающий дом и сплевывает в сторону. – Ни один не отвечает. Скажи мне, Игорь, это то, что я думаю? – Саша уже успокоился, но лицо нахмуренное, а пальцы бесконечно хрустят, переплетаясь между собой.
– Мы с Верой на некоторое время уедем, – тихо бросает Вульф и обнимает меня крепче. Я все еще подрагиваю от шока, да и воспоминания ломают и крутят изнутри.
– Куда? Совсем свихнулся? – Гроза Старший шипит что-то неразборчивое и бросает телефон в карман. – Ты мне должен, – тычет в брата пальцем. – Нет, вы, – показывает на нас обоих, – должны мне все объяснить!