Вера умолкает, дышит тяжело, комкает в кулаках мою куртку, а потом, покачивая головой, продолжает:
– Мы с Колькой очень долго сидели в беседке и слушали ругань родителей. Он все шутил, что никогда не забудет этот день и хвастался зашитой ногой. После этого случая ребята стали смотреть на нас косо, шушукаться. А все потому, что мы очень тесно с ним дружили, песни пели дуэтом, и он везде заступался за меня, покрывал, когда я приезжала, а встречаться с пацанами не хотела. Ой, да столько всего было! – она отмахивается и сникает.
– Из-за этого лыжника ты с Колькой разругалась? – пытаюсь прощупать почву.
– Да, из-за него, – опускает голову, будто винит себя в чем-то. – Я засиделась у Аделы до поздней ночи: лето в разгаре, фиалки ночные пахнут, соловьи поют. Вот мы и заболтались под навесом. Я тогда в поезде с интересным мужчиной познакомилась, телефон свой дала, – она вздрагивает, но продолжает. – Я о своем делилась, а Аделка же сама осталась, без бабушки, только оправилась от потери, ну, и слово за слово, время добежало до полуночи. А когда я возвращалась к деду, меня Пашка встретил возле дуба. Вырос передо мной, будто ночной кошмар.
– Пашка, значит, – оглядываюсь через плечо, прикидывая рост и вес этого мужлана, чтобы, если что, ему морду начистить. При встрече.
Вера кивает.
– Целоваться полез, волосы терзал, грудь лапал, стал платье рвать, – Вера подрагивает, но говорит дальше, а меня слегка ведет от услышанного. – Он словно с ума сошел. Озверел. Если бы я знала, что это только начало ужаса… – затихает, дает и мне секунду передышки, потому что резко темнеет в глазах от всех этих рассказов. «Начало ужаса» – это ведь о Марьяне речь.
– Говори, – нежно целую ее в лоб, веду кончиком холодного носа к виску, собирая ее дрожь. – Я хочу услышать все.
– Я же боялась кричать, деревню не хотела будить да и было стыдно… Колька случайно услышал сквозь сон возню возле двора, а Пашка – боров, ты же видел, какой огромный. Он всегда был самым крупным среди ребят. Мне кажется, даже выше тебя, – она окидывает меня взглядом и снова роняет голову.
– Что он сделал, Ве-ра? – настаиваю и тяну ее к себе, чтобы чувствовала мое тепло и поддержку.
– Стал Кольку гнать, шантажировать, угрожать. Мол, вали, не то худо будет семье, и Аделку твою испорчу, и тебя в больничку отправлю.
– Коле Адела нравилась? – почему-то спрашиваю я.
– Я тоже всегда так думала, но в тот вечер он неожиданно выдал, что меня любит, и заявил, что мы уже свадьбу назначили.
– На себя взял удар, – делаю вывод.
– Не просто удар, Игорь, – Вера качает головой и прижимается сильней, прячет руки под дутой курткой. – Он пытался спасти меня, а я дура… Их восемь человек было. Все лбы: один выше другого. Крепкие, подкачанные, против них отряд солдат не устоял бы.