Он говорил с изрядным шотландским акцентом. Аннетта была потрясена силой его негодования, вновь вспыхнувшим при воспоминании о прошлом. А ведь Йэн показался ей таким невозмутимым.
— Поэтому Джон… Патрик, — ей трудно было произнести это имя, — ненавидит англичан?
— У него для этого существуют свои причины, мисс Аннетта.
— А доктор Марш?
Йэн удивился:
— Но вы же знаете, что он им симпатизирует. Из-за этого у нас нередко возникали разногласия.
— Но он… — И Аннетта осеклась. Джон Патрик говорил то же самое, но она ему не поверила. А Йэн Сазерленд, по-видимому, знает, на чьей стороне симпатии его пасынка.
— Мои сыновья — люди исключительно независимые, девушка. Думаю, мы никогда не будем думать одинаково.
У Аннетты голова пошла кругом. Так, значит, семья разделена? Но это невероятно.
Йэн, казалось, понял ее состояние и предложил лучшее успокоительное средство:
— Не хотите ли прокатиться верхом?
Она кивнула.
— Спокойную или норовистую лошадь предпочитаете?
— Спокойную.
Незачем ему знать, насколько хорошо она ездит.
Йэн седлал славную серую кобылку, когда дверь отворилась и вошел Джон Патрик в сопровождении работника-негра.
— Мы осматриваем жеребят. Некоторые просто прирожденные победители.
— Эй, они бравые ребятишки. А я предложил мисс Кэри прокатиться вместе со мной. Не хочешь ли тоже, на Принце Сумерек?
Пират посмотрел на Аннетту:
— Мисс Кэри не возражает?
Аннетта передернула плечами, напустив на себя вполне равнодушный вид.
Очевидно, Джон Патрик воспринял ее молчание за согласие.
— Пойду оседлаю его, — и он посмотрел на отца. — Принц все еще упрям, как мул?
— Это зависит от того, кто наездник.
Аннетту раздражал их разговор. Она утратила радость подобных отношений с отцом в ту ночь, когда в огне погибли его надежды, верования и мечты. Поэтому она молча вывела оседланную кобылу из конюшни и стала ждать их снаружи, поглаживая кобылку по шее:
— Хорошая девочка, — ворковала Аннетта, — мы с тобой отлично друг друга понимаем.
Словно они заранее договорились об этом, Йэн Сазерленд подошел подсадить Аннетту в седло. Она оглянулась. Джон Патрик легко вскочил на большого серого жеребца и теперь шептал ему что-то на ухо, стараясь успокоить нервное животное. С той же легкостью и мастерством, что его сын, Йэн Сазерленд сел на рыжего мерина.
Они проехали несколько миль сначала шагом, потом рысью, потом пустили лошадей в галоп. Аннетте понравился легкий шаг кобылки, но она с восхищением поглядывала на серого жеребца, чьи мощные мускулы, казалось, тоскуют по быстрой езде. Джон Патрик придерживал лошадь, не позволяя ей пуститься вскачь.
Она ехала на несколько метров сзади, и Йэн бросил на нее виноватый взгляд.
— Вы не возражаете, если мы проедем немного вперед?
Лучшего нельзя было и придумать. Глядя на Джона Патрика, она ощущала борьбу противоречивых эмоций. Джон Патрик хороший наездник, он и лошадь прекрасно чувствуют друг друга. Это зрелище возбуждало ее. Аннетте хотелось остаться одной. Она отчаянно хотела выбросить Джона Патрика Сазерленда из головы. Но увы, она не сомневалась, что отныне всегда будет помнить такого ловкого, умелого всадника.
Аннетта посторонилась, попридержав свою маленькую лошадку, а мужчины проскакали вперед. Оба низко наклонились к шеям лошадей. Ни отец, ни сын не пользовались хлыстом или плеткой. Между наездниками и лошадьми существовало полное согласие. Вскоре они скрылись в чаще деревьев.
Аннетта подумала, не свернуть ли ей в сторону ближайшего городка, но где он — неизвестно, и с собой нет ни денег, ни одежды. И как бы ни устали лошади Сазерлендов, им не составит труда нагнать ее небыструю кобылку.
Аннетта поехала шагом и вдруг увидела приближающегося всадника. По цвету лошади она сразу узнала Джона Патрика. А где же его отец?
Когда Джон Патрик приблизился, по телу у нее пробежала дрожь. Она не хотела оставаться с ним наедине и уже собиралась развернуть лошадь и скакать назад, но Джон Патрик протянул руку и взял поводья.
— Где ваш отец?
— Он решил навестить мою тетю.
— Я хочу вернуться обратно, — сказала Аннетта, пытаясь вырвать у него поводья.
— Я надеялся, что вам у нас понравится, — сказал он тихо.
— Золоченая клетка — все равно клетка, — возразила она. — Ваш отец знает по собственному опыту, что это такое.
— Он вам рассказал? — удивленно спросил Джон Патрик.
— Да.
Она хотела бы знать, что его отец имел в виду, когда говорил о самом Джоне Патрике и его причинах ненавидеть англичан. Но это значило бы вступить с этим человеком чуть ли не в дружеский разговор, чего она, конечно, не собирается делать. Этому человеку она верить не может и не станет.
Джон Патрик улыбнулся своей кривоватой обворожительной улыбкой.
— Значит, вы ему понравились. Он никому не рассказывает о том, как оказался здесь.
Нет, она ни за что не простит его. Холодным тоном, составлявшим такой контраст с пламенем, бушующим в душе, Аннетта повторила:
— Я хочу вернуться назад.
— Аннетта, — тихо, серьезно сказал он.
— Мисс Кэри, — поправила его она.
— Пусть будет так. Мисс Кэри, я хочу, чтобы вы обещали мне не пытаться вернуться в Филадельфию.
— А почему я должна вам это обещать?
— Ради вашей собственной безопасности. И вашего отца.
— Вы хотите сказать — ради безопасности вашего брата!
— И это тоже, — подтвердил Джон Патрик.
— Я не стану давать никаких обещаний лжецу и разбойнику, — сказала она в ярости от того, что на глаза наворачиваются слезы. — Мне нет никакого дела до того, как прекрасна и очаровательна ваша семья. Я не доверяю им. Я не доверяю вам. А теперь пропустите меня!
Аннетта удивилась, что он послушно отдал поводья.
Она пустила кобылку рысью, потом перешла на галоп. Она скакала не оборачиваясь, но дорога впереди расплывалась, как в тумане от слез, застилавших глаза.
16.
Прошло два дня. Джон Патрик продолжал ночевать в конюшне. Аннетта вела себя по-прежнему. Он видел по ее взгляду, что она намерена бежать при первой возможности. Разумной возможности. Разум и рациональность. Вот ключевые слова. Он уже успел убедиться, что Аннетта ничего не делает сгоряча. Она дождется наиболее подходящего момента, затаившись до поры до времени, и нанесет удар наверняка.
Она по-прежнему отвергала все попытки его домашних приручить ее. После того первого ужина она уже никогда не говорила резкости, однако на все попытки вовлечь ее в общий разговор почти не реагировала, давая самые краткие ответы, и исчезала сразу же, как только представлялось возможным. Теперь она уже знала, что он ночует в конюшне, об этом как-то сказал его отец, и Джон Патрик увидел, что во взгляде Аннетты мелькнула тревога. Она не очень-то умела скрывать свои чувства и намерения. Значит, она решилась.
Что ж, у него была надежда. Теперь следовало действовать без жалости и ошибок.
Джон Патрик послал одного из своих людей в Аннаполис известить губернатора штата Мэриленд о том, что англичане потопили его шхуну, а он захватил их корабль. Человек вернулся сегодня утром с письмом от губернатора. Ему приказывали проследовать на французский остров Мартинику за пушками. Губернатор не имел законных оснований приказывать ему. Но это именно он выдал Джону Патрику лицензию на торговую деятельность как представителю американских повстанцев, и, значит, указание надо будет выполнить. Отплытие было намечено на следующее утро, и Джон Патрик понимал, что оставить Аннетту, в любой момент готовую бежать, в Мэриленде он не может. Это опасно для Ноэля и для нее самой.
Возможно, да поможет ему бог, он просто не хочет ее отпускать от себя. Он был уверен до глубины души, что для него настал тот миг очарования, который, по словам Йэна, лишь один раз в жизни суждено познать мужчинам из рода Сазерлендов. Только один раз в жизни.