Мы с Карстом робко посмотрели друг на друга. Нам тут как бы не рады. Да и бедного белокрылого жалко. Вроде дар у него полезный: исцелять и успокаивать, но почему же столько неуважения? Тем более, что он сколько-то жил среди них, с детства.
Дверь открылась, и Старейшина выглянул на улицу:
— Заходите. Оба.
И мы робко вошли.
Дом внутри был уютный, хотя и по деревянному выскобленному чуть потемневшему деревянному полу уже заметно пыль клубилась в углах. Но занавески, сшитые из разноцветных лоскутов, гладкой тонкой и толстой грубой материи, придавали какое-то праздничное настроение. Просторная комната с мебелью из светлого дерева: две кровати, огромный стол, стулья и два просторных шкафа, что тоже добавляло светлых ощущений от присутствия здесь, а ещё делало её как будто просторнее. Кадка с пышной, местами общипанной сверху мятой. Хотя по стилю и материалам мебель отличалась от той, что была в доме у Старейшины. Будто в другую страну попали, в дом иного народа, хотя всего-то ничего прошли через лес.
Карст, которому тихо озвучила свою мысль, усмехнулся:
— Так ведь хранители родом из разных народов. Так и селятся, кто как привык.
— А что общего нету?
— Да какая разница? — отмахнулся парень, — Если им так нравится — пускай живут. Тем более, что Гааду наплевать, какой у кого дом. Лишь бы работали как надо.
В комнате никого не было. Голоса доносились из-за следующей двери, приоткрытой. Вздохнув глубоко и шумно выдохнув, Карст пошёл в следующее помещение. Там оказалась кладовка, узенькая, без окон, в которой всё было аккуратно проставлено. За ней — кухня, просторная, с большим овальным столом и стульями, как и в комнате.
— Не отдам, — тут как раз хозяин спрятал узорчатый горшок за спиной, — Всё равно разобьёте.
— Ну, хоть что-то! — проворчал Старейшина. Но бить упрямца не стал. Хотя вроде сам был главней.
— Брак только если, — пробурчал хозяин дома, заслоняя собой шкафы с посудой.
Успела заметить, что там была и простая, и с глазурью, и с узорами нарисованными, и с прочерченными, разных форм и размеров. Красивая. Так бы и любовалась. Впрочем, шкафы были шире его, так что часть их содержимого вполне себе просматривалась по бокам его спины.
— Он — гончар, — шепнул Карст.
— Единственный гончар, — проворчал мужчина, скрестив руки на груди.
Аа, понятно, свой мастер. Другие не сделают. Ничего себе, выходит у них тут самообеспечение полное, без посещения мира людей? Или просто основное они сами создают. Но, в общем-то, разумно, если так подумать. В мире к ним плохо очень относятся. А тут сами справляются, сами ремонтируют, сами мастерят. Вон, у этого гончара даже есть корова. И ещё он сам шикарно шьёт и, кажется, даже вышивает.
— Давай те, которые не жаль, — Гаад вздохнул.
— С вас обед, стирка и починка моей одежды, — проворчал гончар, — А, ещё уборка. Тогда новую партию сделаю вам.
— А что случилось? — напрягся Старейшина.
— Да Сэй пьяный налетел на свою посудную полку. Но ему хотя бы не так много надо, как некоторым.
— Зато я вкусно готовлю, — тихо-тихо возмутился Карст.
И получил уничтожающий взгляд.
— Он не нарочно стал белокрылым, — прибавил Гаад, — Это было угодно Небесам.
Шумно выдохнув, гончар потянулся к полке, где на крючках весели фартуки и полотенце. Сам одел фартук, чистый. Выдал мне из кладовки ведро, тряпку, относительно чистую, большую, уточнил:
— Для пола.
И полотенце мне выдал мягкое, толстое, для полок и прочей мебели. Сам скрылся в другой комнате, вход в которую вёл из комнаты с кроватями. Карст сам ушёл мыть руки и потом куда-то в иное помещение, куда выход был из кухни, видимо, за провизией.
— Руки вымой, — проворчал хозяин.
— Или окатись весь, — вдруг велел Гаад, — Тинил, дай ему ведро и подсуши одежду. А, Карст, представь, что вода смывает с тебя что-то тёмное и мерзкое.
— Я его сам окачу, — проворчал Тинил.
Первым наружу вышел. И Карст потерянно пошёл следом. Они ушли за дом. И оттуда почти сразу достался громкий всплеск. Будто на несчастного бочку вылили, с размаху. Тот ойкнул. Кажется, ещё и холодной воды или даже ледяной. Чуть погодя плеск повторился, на сей раз молчаливый.
— Тинил, не смей! — вдруг проворчал Гаад из другой комнаты, за спальней, куда мне хозяин запретил входить.
Чуть погодя в дом зашлёпал Карст, грустный и насквозь мокрый. Ёжащийся от холода.
Хотя сделав пару шагов по комнате, он вдруг неожиданно ойкнул и… высох. Но, ни слова не сказал, по поводу жёсткого купания, хотя гончар явно не скупился на воду. Под предлогом протирания пыли в кладовке — сначала решила мебель протереть, а потом уже пол — на кухню заглянула.