Позади Генкиного дома был сад, огороженный забором. За садом начинался огород, а в дальнем углу сада стояла баня. Раньше таких бань в селе было полным-полно, но когда колхоз построил общественную баню, то колхозники свои маленькие крытые глиной банёшки забросили. В общественной бане ведь лучше мыться: там и парная, и общее отделение, и номер, и комната отдыха есть. Топят её два раза в неделю. Моются там бесплатно, и хоть целый день размывайся - никто слова не скажет.
Свои банёшки у многих уже развалились, но у соседей всё ещё крепко стоит.
Дядя Ваня, Генкин отец, очень высокий, и баню он себе строил тоже высокую, чтобы, когда на полке паришься, головой о потолок не стукаться.
Дверь в предбанник была открыта. Я заглянул внутрь.
Генка поставил в предбаннике небольшой стол, который до этого стоял в саду под яблоней, и теперь что-то прибивал к стенке над столом.
- Генка, ты что тут делаешь?
Генка стоял ко мне спиной, он даже не оглянулся, знай прибивает и так важно говорит:
- Создаю себе творческую атмосферу.
- Чего-о-о?!
- Сказано ясно: творческую атмосферу.
Я вошёл в предбанник. В нём было не очень чисто: стены уже давно не белены, запылились, по углам паутина, потолок прокопчённый. Окно в предбаннике было побольше, чем в бане, но под окном разросся куст сирени, от этого света внутрь попадало мало, вот Генка дверь и не закрыл.
- Ген, зачем она сдалась тебе, эта атмосфера?
- Буду заниматься творчеством.
- Каким творчеством?
Генка положил молоток на стол и повернулся лицом ко мне. На стене я увидел прибитые портреты Пушкина и Маяковского. Генка, наверно, выдрал их из какого-нибудь старого учебника литературы.
- Я буду писать стихи!
- Сти-хи-и-и?!
- Да.
- Что же ты раньше-то не писал их?
- Потому что у меня тогда талант не проявлялся.
- А теперь проявился?
- Проявился, да ещё как!
- Когда он у тебя проявился?
- Вчера.
- Как он проявился-то? - Меня одолевало нетерпение узнать это.
- А вот как! - И Генка начал мне подробно всё разъяснять: - Иду я из школы и, чтобы время зря не пропадало, повторяю про себя правила правописания мягкого знака после шипящих в конце слова. Он пишется в существительных женского рода и в глаголах второго лица единственного числа настоящего времени. Чтобы лучше запомнить это, я придумываю свои собственные примеры. Вижу, возле одного дома карапуз играет, я тут же про него придумал пример: «Тебе, малыш, мягкий знак шиш. Ты хоть и от горшка два вершка, но всё равно мужского рода, мягкий знак тебе не полагается».
- Как складно получилось, - говорю, - «малыш - шиш»!
- Это называется в рифму, - пояснил Генка. - Смотрю, у одних печка дымится, я и про неё пример составил: «Тебе, печь, свой мягкий знак надо беречь, потому что без него ты уже с ошибкой, и нашему брату за это двойки ставят».
- Опять складно: «печь - беречь»!
- Я и сам заметил: что-то, думаю, все примеры у меня в рифму начинают получаться? Но я ещё не догадывался, что это уже мой талант начинает наружу пробиваться.
- Когда же ты догадался? - допытываюсь.
- У речки. Тишина была кругом… На берегу остался прошлогодний камыш, а тут ещё стриж пролетел надо мной, и из меня сразу стихи прорвались:
- Вот здорово! Ты, как Пушкин, сочиняешь! - обрадовался я.
- Ну и сказану-у-ул!… Пушкин был великий поэт, а я только ещё пробую сочинять. Таких называют начинающими поэтами. Ясно?
- Может, ты ещё что-нибудь сочинил? - спрашиваю.
Мне очень хотелось послушать другие Генкины стихи, уж очень хорошо они у него выходят.
- Конечно! - говорит Генка. - Меня мой талант сразу распирать начал, покоя от него не стало: куда ни посмотрю, о чём ни подумаю - всё у меня тут же стихами получается! Иду я по улице, мне повстречалась машина-молоковозка, у меня про неё сразу стихи со чинились:
- Замечательно! - говорю.
Только в слове «накормим» Генка ударение сделал не на «о», как все мы говорим, а на «и» - «накормим», наверно, поэтам так полагается.
А Генка все рассказывает:
- Вижу: трактор ДТ с плугом в поле поехал, тут ещё гром прямо над головой у меня треснул, и из меня опять стихи посыпались: