— Тогда почему мы еще здесь? -
— Ну, существуют же правила приличия… -
— Именно поэтому Вы еще в одежде — честно признался я.
Диана рассмеялась своим волшебным, чарующим смехом, и мне пришлось отступить пару шагов назад, от греха подальше.
Час спустя мы покинули гостеприимный дом, Диана откланялась хозяйке, я же решил исчезнуть по-английски.
Дом мы покидали поодиночке, как же, все могут знать, но никто не должен видеть, именно так говорили французы. Или еще будут говорить, дожив до всех этих Людовиков.
У самых дверей меня застиг довольно ехидный голос леди Мариэль.
— Господин де Койн, Вы нас уже покидаете? — да уж, спрячешь здесь хоть что-нибудь.
Знать занимается всеми этими играми чуть ли не с самого детства, и мне ли пытаться ввести в заблуждение даже самых бестолковых из них.
Я с сожалением развел руками, извините мол, такая уж я бестолочь, опять забыл выдернуть утюг из розетки.
Леди Мариэль с улыбкой погрозила мне пальцем, но затем подмигнула с самым заговорщицким видом, все своим видом показывая, что рада за меня и за мой выбор. Вот тебе и графиня в двухсотом поколении или сколько у нее их там.
Целоваться мы начали еще сидя в карете, везшей нас к дому Дианы. Оказавшись в ее спальне, я не стал сдерживать себя, слишком она меня волновала.
Когда унас случилось то, чего мы оба желали, Диана тихо прошептала.
— Артуа, только не смей думать, что таким образом я решила выразить свою благодарность. -
— Ну что Вы, леди Диана. Я отлично понимаю, что Вы безумно влюбились в меня буквально с первого взгляда и специально придумали предлог, чтобы добиться своего — все это я произнес совершенно серьезным тоном. Да и еще с интонациями человека, которого подобные домогательства безумно достали, и который всерьез задумывается над тем, чтобы укрыться от них в монастыре.
Забавно было видеть ошарашенное лицо Дианы, и ее открывшийся от удивления прелестный ротик. Она приподнялась на локте и изумленно посмотрела на меня, лежащего на спине с самодовольной улыбкой.
Так и не решив, серьезно я это говорю или шутки у меня такие, Диана сказала.
— Ну и нахал ты, Артуа. -
— Зато целуюсь хорошо, сама говорила — парировал я.
— Ну, если вдуматься, не только целуешься, но все равно ты нахал, каких свет еще не видывал. -
Мы встречались с Дианой очень часто, чуть ли не каждый день, за исключением тех вечеров, когда она бывала в императорском дворце. Она практически забросила светскую жизнь, нам было очень хорошо вдвоем и никого не хотелось видеть. Мы даже похудели в результате наших постоянных постельных баталий и сами смеялись над этим.
Я приобрел двухколесный экипаж, и мы часто катались в окрестностях столицы. Недалеко от Дрондера имеется живописнейшее озеро, со многими поросшими зеленью островками на нем. Взяв лодку, я катал Диану по озеру, усадив ее на заднюю скамеечку, кормовую банку, если угодно.
Иногда, засмотревшись на нее, чуть не совершал кораблекрушение и тогда она, смеясь, брызгала в меня водой, приводя в чувство.
Мы высаживались на один из островков, я разбивал небольшой шатер, доставал из лодки корзинки с продуктами и вином, словом, получался настоящий пикник. Ей очень понравилось новое слово, пикник, и всякий раз, услышав его, она весело смеялась, уж не знаю почему.
Мы много разговаривали, Диана рассказывала мне о столичной знати, ее обычаях, привычках, традициях, родословных, словом обо всех тех вещах, знания о которых мне необходимы, поскольку я собирался жить в этой среде. Еще я брал с собой гитару и много пел ей, она так трогательно слушала, уперев подбородок в кулачок. Больше всего Диане нравились романсы, а ее любимый мне приходилось исполнять по нескольку раз. Что-то, петь у меня всегда получалось хорошо, и если бы тогда, в моем мире, все случилось удачно, то вполне возможно… Да что теперь об этом говорить.
Местная музыка вовсе не примитивная, и самое полное представление о ней можно получить, если вспомнить, какой она была лет триста назад. Видимо, человечество везде развивается по одним и тем же законам эволюции, но мне самому судить об этом сложно, не хватает знаний.
Наше безумие продолжалось больше месяца, затем нам пришлось расстаться.
Однажды, на очередном свидании в доме Дианы, я заметил, что она чем-то очень опечалена. Диана, в этот раз сама нежность, рассказала мне причину ее печали.
Ее мама, герцогиня Лилойская, опять собралась умирать. Последние несколько лет она собиралась делать это не реже раза в год, иногда даже чаще. Герцогиня безвылазно жила в одном из своих поместий на морском побережье, и всякий раз, решив, что дни ее сочтены, рассылала письма детям о своей близкой кончине.