– Ну, разве это не прекрасно? – произнес Эдвардсон. – Впрочем, ты ведь не за этим ко мне пришел.
– Я пришел спросить, почему вы хотите уничтожить эту красоту? – спросил Йонас.
Едва эти слова слетели у него с языка, он тут же пожалел об этом. Не надо было говорить так резко, так грубо…
– Мы ничего не можем с этим поделать, – тихо ответил Эдвардсон; он не рассердился, скорее огорчился. – Это неразрешимая дилемма: пока человек не видит этой красоты, красота не существует. Есть только материя в трех состояниях: твердая, жидкая, газообразная. Есть электромагнитные волны и поля, есть атомы и частицы. Но красота существует только тогда, когда есть человек, способный ее увидеть. Но уже первый взгляд человека есть начало изменения мира или его уничтожения. Каждый твой выдох изменяет мир, но ты не можешь перестать дышать. Поэтому мы можем только предоставить событиям возможность идти своим чередом.
– Но вы понимаете тех, кто борется против такого порядка вещей?
Эдвардсон кивнул:
– Конечно, я понимаю людей, которые совершают бессмысленные поступки. Я понимаю людей, которые пытаются бороться с человечеством.
– Такие люди есть и будут всегда, пока существует империя, – осторожно сказал Йонас. – Но их всегда немного, и им не так просто найти друг друга. Но все же, когда они объединяются, они могут представлять собой серьезную угрозу.
– Не думаю, – ответил Эдвардсон. – Обычно их довольно просто вычислить и перессорить между собой.
– Тогда почему же вы этого не делаете?
– Знаешь сколько мне лет? – вдруг спросил Эдвардсон.
Йонас опешил. Он не понял, к чему этот вопрос, зато понял, что не знает ответа. В самом деле, сколько лет Эдвардсону? Йонасу казалось, что он был всегда.
– Мне 355 лет, – сказал собеседник, не дожидаясь ответа. – Около ста лет прошло в состоянии гибернации – когда-то я много путешествовал. Еще двести лет ушло на работу. Я застал самое начало освоения других планет. Разумеется, и тогда были недовольные, но все же человечество открыто гордилось своими свершениями. А чем мы будем гордиться, если нам не с кем и не с чем будет бороться, нечего побеждать? То, чем занимаются эти люди, бессмысленно, но не бесполезно.
– Но неизбежные жертвы с обеих сторон? В таких боях всегда погибают лучшие.
– Они действительно жертвуют своей жизнью, и цена такой жертвы высока. Если бы не было войны, кто стал бы ценить мир? Если бы не было зла, кто стал бы сражаться за добро?
– Но разве это не ставит под угрозу главные принципы, на которых построено наше общество? Вы можете предотвратить нарушение законов, но не делаете этого. Разве от этого вы не становитесь соучастником преступления?
– Я бы сказал, что речь идет не о соучастии, а об ответственности. Да, я принимаю на себя ответственность за все беззакония, которые творятся на планетах. И знаешь почему? Я видел последнюю войну на Земле – войну с Желтым Союзом. И я готов расстаться с жизнью и честью, лишь бы что-то подобное не повторилось. Столкновения на только что открытых планетах – это локальные конфликты, но война всех против всех – этого мы должны избежать любой ценой.
Йонас молчал, глядя на стену, где по-прежнему сменялись картины других миров – то виды планет, принадлежащих ближайшим звездным системам, то снимки, сделанные в других рукавах галактики с помощью тахионных телескопов. Так далеко люди еще не забирались, но они были готовы к новой экспансии – зонды проводили телеметрию, на верфях закладывались гигантские межзвездные корабли, человечество продолжало поиск иных миров, иных форм жизни, иного разума. И Йонас очень хорошо мог представить себе, что за этим последует: исследования, разработка местных ресурсов, затем терраформирование. Планеты будут заселены земными бактериями, простейшими, грибами, насекомыми, затем высшими растениями и животными. Новые плодородные пашни, новые сады, новые луга, на которых будут пастись стада, новые колонии, новые рынки…
– Значит, процесс разрушения остановить невозможно? – тихо сказал Йонас.
– Нам пришлось бы вернуться в самое начало, – отозвался Эдвардсон. – Нам пришлось бы изменить саму суть человека, а это едва ли разумно. Экспансия – древнейший способ выживания, придуманный человечеством, и вся наша цивилизация, вся наша культура нацелены на экспансию. Все, что составляет нашу историю: все войны, революции, великие открытия – все совершалось ради захвата новых земель. Однако к 2000 году практически вся Земля была освоена и превратилась в темницу для человечества. Но даже крысы способны выбраться из клетки, а уж люди – тем более. Вся наша промышленность и наука работают на то, чтобы любой ценой вырваться в космическое пространство. Да, при этом часто гибнет природа, но зато наша культура обогащается. Возможно, ты скажешь, что замена неравноценна, но это единственное утешение, которое на дано. Мир еще велик, и мы многое узнаем и поймем, путешествуя по нему.
Экран показывал снимки далеких галактик – облаков, состоящих из несчетного множества миров.
– Я сам видел множество чудес, – продолжал Эдвардсон. – И я хорошо понимаю, что защищают те, кто пытается бороться с нами. Я знаю, что они – хорошие люди, возможно лучшие из всех, самые здравомыслящие, самые совестливые. Они очень нужны нам, только они могут вовремя схватить нас за руку, вовремя напомнить, что человек – не пуп Вселенной.
Он снова коснулся сенсора, голографическая стена потухла, и в комнате загорелись обычные лампы.
– Мне показалось, у тебя были какие-то личные проблемы, – сказал старик. – Чем я могу тебе помочь?
Йонас коротко рассказал о том, что случилось с ним за последние дни. О том, что предлагали ему Лами и Серже. Эдвардсон негромко рассмеялся.
– У меня хорошие сотрудники, – сказал он, – но они не понимают глобальных связей и не умеют вникать в мелочи. Они затвердили общие принципы, но не знают, что иногда нужно действовать вопреки принципам.
Он встал, взял Йонаса за локоть и повел его к двери в спальню.
– Конечно, я помогу тебе, – продолжал он. – Оставлять в бездействии такого человека как ты – это глупо и расточительно.
Они вошли в соседнюю комнату. Эдвардсон коснулся стены, и перед Йонасом открылся длинный, слабо освещенный коридор, который уходил куда-то вниз, на подвальные этажи здания. Спецагент хотел уже шагнуть за порог, но старик удержал его.
– Подожди, не торопись. Тебе понадобится другая одежда.
Он открыл стоящий у стены шкаф, покопался в нем.
– Пожалуй это подойдет, – и он протянул Йонасу темные джинсы, темно-зеленую рубашку, черную куртку и черную кепку с длинным козырьком. – Прощай. Боюсь, мы больше не увидимся, ведь ты вряд ли надумаешь вернуться сюда.
Йонас снова попытался отыскать Хиоба. Для этого он просто подошел в кафе к терминалу базы данных и набрал старый код доступа к секретным файлам. Теперь, когда его память практически полностью восстановилась, подобные весьма удобные мелочи были в его полном распоряжении. Код оказался действительным и на сегодняшний день, и через несколько секунд Йонас получил адрес, который немало его удивил.
Вскоре он уже шагал по кварталу многоэтажных домов, окруженных цветущим садом. Все двери выходили на запад – на шумную многолюдную улицу, окна – на восток, где глазам жильцов открывался идиллический пейзаж.
Йонас положил руку на сенсор, дверь бесшумно отъехала в сторону. На пороге стояла Ноами или женщина, как две капли воды похожая на Ноами. Возможно, ее клон.
– Меня зовут Тесса, – сказала она. – Чего ты хочешь?
Йонас назвал свое имя и сказал, что хотел бы увидеть Хиоба. Тесса кивнула и повела гостя в дом.
Хиоб сидел у окна в инвалидном кресле, укутанный в пестрый плед. Окно было открыто, но жалюзи задвинуты, и в комнате царил полумрак. Было довольно душно, пахло гибискусом и водорослями; было слышно, как за окнами шумит море.