— Не сыпь мне соль на рану, — сказал Рохлин.
— А я и это могу.
И Савельев, растянув гармонь, затянул на весь проход:
— Вот что, капитан, сворачивай свою гармонь, — приказал Рохлин. — Пойдем, поговорим.
Савельев с сожалением посмотрел на свою шапку, на проходящих людей и, вскочив на ноги по-военному, ответил:
— Слушаюсь!
Они поднялись вверх на улицу.
— Тебе не стыдно, Савельев? — начал Рохлин. — Просить офицеру милостыню — последнее дело.
— А вы бы, товарищ генерал, посидели годик на воде, может, тогда бы не задавали такой вопрос, — хмуро ответил Савельев. — У каждого своя судьба. Ее на хромой кобыле не объедешь. Знакомств у меня нет, высоких покровителей тоже. Что, думаете, я один такой? Здесь, в Москве, немало наших обитает. Может, помните капитана Рогозу? Уволен из армии. Работает где-то в охране.
— Как не помнить? Помню Рогозу.
Рохлин остановился, оглядел капитана, улыбнулся слегка.
— Вот что, Савельев. Ты найди этих ребят. В 19:00 жду вас на проспекте Вернадского. Спросишь общежитие Академии Генерального штаба. Меня найдете в 42-й комнате. На вахте я скажу, чтоб вас пропустили. Договорились. Жду.
Утром Савельев разыскал своего товарища по Афганистану капитана Рогозу. Тот, выслушав предложение съездить к генералу, сказал, что было бы неплохо пригласить прилетевшего из Пицунды полковника Павла Поповских, поскольку генералу, наверное, будет интересно, из первых рук знать, что варится там, на юге, между Абхазией и Грузией. Посовещавшись, они позвонили в госпиталь Варваре Семеновне Зверевой. Рогоза вспомнил, что Варя была знакома с Рохлиным, и они решили сделать генералу сюрприз. Вечером, как и договорились, они были в общежитии.
— Варвара Семеновна, Варька, ты?! — воскликнул Рохлин, увидев Звереву. — Ну и везет мне сегодня на встречи!
— Товарищ генерал, вы же сами говорили, что само по себе ничего не едет и уж тем более не везет, — улыбаясь, сказал Савельев. — А Варвару Семеновну мы разыскали в госпитале Бурденко. Узнав, что вы здесь, решили высадиться к вам малым десантом. Надеюсь, вы не возражаете?
— Какие тут могут быть возражения! Такой подарок!
— Очень рада видеть вас, товарищ генерал, живым и здоровым, — сказала Варя.
— Капитан Рогоза и полковник Поповских, — представились мужчины.
— Рад видеть вас, друзья! — сказал Рохлин.
С шутками и смехом зашли в комнату Там на диванчике сидел человек в кремовой рубашке с погонами полковника. Заметив вошедших, полковник отбросил в сторону журнал и начал подниматься.
— Геннадий Иванович, познакомься: это мои сослуживцы по Афганистану, — сказал Рохлин. — А это Варвара Семеновна, она меня в госпитале, можно сказать, на ноги подняла.
Полковник смущенно улыбнулся, осторожно взял Варину руку, поцеловал.
— Не только тебя, она вот и меня подняла, — шутливо сказал он. — Хочу представиться: Геннадий Иванович Захаров. Можно просто, Геннадий Иванович.
— Хорошо, Геннадий Иванович, а меня можно просто Варей, — рассмеялась Зверева.
— Так, значит, вы и есть та самая Варя? Лев Яковлевич мне про вас все уши прожужжал.
— Ну, уж, прямо-таки и прожужжал?
Рогоза достал из пакета бутылку водки и коробку конфет.
— Это еще что за фокусы? — нахмурился Рохлин. — Ко мне в гости с тульским самоваром. Нет, мы так не договаривались.
— Товарищ генерал, вы же всегда учили, что любая операция должна быть спланирована и обеспечена организационно и материально. Известно — десантники народ безденежный. Но Афганистан кое-чему научил. «Горючка» лишней никогда не бывает.
— Двоих я беру с собой на кухню, — сказал Рохлин. — А ты, Геннадий Иванович, достань клеенку. Варь, помоги расстелить, а то он ее вместо морского флага на абажур повесит. Отметим окончание Академии и назначение на новую должность.
— Лев Яковлевич, я слышал, как вы после Афганистана на иранской границе «челноков» ловили, — неожиданно вспомнил Савельев. — Те, вроде бы как на плотах и моторках, а вы, говорят, им навстречу приказали выкатить танки.
— А что? И помогло, — ответил Рохлин. — Мне даже предлагали пойти служить в пограничные войска. Но не мое это дело. Пограничником надо родиться. Я — армейский человек, таким и помру. Да что обо мне! Вы лучше о себе расскажите.
— А что рассказывать? — вздохнул Савельев. — Сами все видели. Я ведь когда-то в музыкальной школе учился. Потом — училище, там тоже в оркестре играл. Позже попал в Афган. И там играл, даже дирижером был. Но и в операциях участвовал. Вы же, товарищ генерал, знаете, такое там, — он хлопнул по своему ордену, — почем зря не давали. А позже что было? Под Ургуном меня осколком ранило в ногу. Дальше — Ташкент, госпиталь Бурденко. Вышел, потыкался, потыкался, кому калека нужен? Вот и пристроился в переходе.