Помолчал тогда комбриг Кутасов, но не нашёл чего ответить, и только рукой махнул.
— Кто такие?! — оторвал Омелина от воспоминаний голос часового со стены Красноуфимска.
— Открывайте ворота! — крикнул ему комиссар. — Мы из корпуса Деколонга!
— Сейчас разберемся, из какого вы корпуса! — ответили ему, и спустя несколько минут в воротах отворилась небольшая калитка, ровно одному человеку пройти, и из неё вышёл небольшой отряд солдат во главе с офицером в чине капитана.
— Кто такие? — задал он тот же вопрос. — Откуда будете?
— Мы из корпуса Деколонга, — снова ответил Омелин. — Честь имею представиться, поручик Омелин. — Он коротко козырнул.
— Поручик Стельмах, — выступил вперёд бывший студент. — Командовал ротой в троицком гарнизоне, сейчас принял командование гарнизонными войсками, что прорвались из крепостей, после их падения под ударами пугачёвских орд.
— Красиво говорите, господин поручик, — усмехнулся капитан-поручик, и, чтобы не выглядеть невежливым также представился: — Капитан-поручик Марев. Казаков среди вас нет, бород бритых тоже не вижу, — начал вслух рассуждать он, — для пугачёвцев вы слишком уж гладкие все, нет таких у Емельки. Значит, можете проходить. Подождите пару минут. Сейчас мы вам ворота откроем.
И действительно, стоило ему, вместе с отрядом вернуться в крепость, как тяжёлые ворота её поползли в разные стороны. Омелин позволил себе усмехнуться — всё шло по его плану, враг сам впускал их к себе.
Омелин покачивался в седле. Цок, цок, цок, — бьют подковы по земле. Омелину стоило больших душевных усилий не поглаживать рукоятку пистолета. Отряд втягивался в Красноуфимск. Медленно, очень медленно, будто мухи, ползущие по патоке. Они ползут по ней, увязая лапками, каждый раз им всё сложней выдёргивать ноги, увязающие в вязкой жидкости. И тут вдруг воздух разрывает грохот взрыва, за ним следует ещё один и ещё — начала работать пугачёвская артиллерия. Все головы обернулись в стороны южной стены, к которой сейчас развёрнутым строем шагали, как в психической атаке, рабочие и казацкие пешие полки. В тот же миг время потекло своим чередом. А именно, полетело вскачь безумным табуном лошадей.
Омелин выхватил пистолет — и всадил пулю в грудь капитан-поручику, единственному обер-офицеру у ворот. Без него, как и предполагалось, солдаты растерялись, кто-то хватался за оружие, иные же просто вертели головами, безумно и бездумно надрывались унтера, зачастую отдавая противоречивые приказы. Но все голоса перекрывал дикий свист конных пугачёвцев. Они были набраны из молодых казаков, что ещё не успели отрастить бород, им выбрили лица и приказали молчать до самого начала сражения. И теперь они отводили душу за все часы молчания.
— За мной! — кричал Омелин, размахивая выхваченной саблей. — Вперёд! К воротам!
И увлечённый им казаки понеслись по улицам Красноуфимска, рубая направо и налево всех, кто оказывался у них на пути. Наперерез им, было, устремились несколько солдат во главе с обер-офицером. Они попадали на колено, вскинули мушкеты с примкнутыми штыками. Омелин налетел на обер-офицера конём, сбил его наземь, ударил саблей по голове. Солдаты, потерявшие командира, растерялись — унтеров среди них не было — и не успели выстрелить. Казаки порубили их в несколько секунд.
Пролетев ещё несколько улочек, они наткнулись на почти полноценную засаду. Солдаты катили телегу на середину и без того узкого переулка. По команде офицера они тут же бросили это занятие, укрылись за телегой и открыли беспорядочную стрельбу по подлетающим казакам. Омелин ловко послал коня на препятствие, тот взвился над телегой, царапнув копытами по старому дереву, и приземлился по ту сторону, сбив грудью нескольких солдат наземь. Комиссар завертелся в седле, как сумасшедший, раздавая удары направо и налево. К нему быстро присоединились передовые казаки, расчистившие улочку. Перевернув телегу и оттащив её к домам, всё это не слезая с сёдел, казаки помчались дальше.
Но эта заминка стола им очень дорого.
— Вашбродь! — козырнул седоусый унтер — ветеран нескольких войн. — Приказ выполнен! Баррикады сложены! Солдаты готовы принять удар!
Комендант Красноуфимска капитан Конев кивнул и отпустил его. Он вполне доверял поручику Веньяминову, которого отправил с ротой солдат — больше дать не мог, ввиду подступающего к стенам противника — остановить неизвестно как прорвавшихся в крепость с тылу казаков. Вышедший из унтеров пожилой поручик, такой же ветеран, как и резво убежавший обратно сержант, он крепко знал военное дело. Он воевал с турками за Дунаем и отлично умел противостоять налётам дикой и лихой кавалерии.
— Кто такие? — обернулся на голос вахмистра и увидел шагающих колонной по два солдат в гарнизонных мундирах, возглавлял их незнакомый офицер. — Куда прёте?! — заорал вахмистр, однако солдаты и не подумали остановиться.
— Поручик, — наугад обратился комендант к странному офицеру, — я вас не знаю. Кто вы такой?
— Ба, капитан! — вскричал тот. — Это же я, Стельмах! Не признали?!
— Какой ещё Стельмах?! — опешил Конев. — При чём тут Стельмах?! Вахмистр, остановите…
Договорить он не успел. Странный офицер, назвавшийся Стельмахом, подошёл к нему слишком близко. Да и солдаты его успели рассредоточиться по дворику у ворот. Стельмах шагнул к Коневу и без размаха всадил ему в живот короткий нож с широким лезвием, несколько раз провернув его в ране.
— Вот и кончился начальничек, — растянул тонкие губы в жестокой улыбке Стельмах.
Люди его открыли огонь по часовым у ворот и вестовым коменданта. Выстрелы эти и суматоха прошли совершенно незамеченными на фоне ожесточённой перестрелки, идущей на стенах и артиллерийской канонады. Никто и не заметил, что комендант крепости был убит.
— Бойков, бери двух человек, — приказал Стельмах, — чтоб ни одна сволочь из города сюда не подошла. Под любым предлогом останавливай!
— Понял, — ответил одетый в мундир младшего сержанта, аккуратно заштопанный на спине, ссыльный Бойков.
— Открывай ворота, мазурики! — крикнул Стельмах своим людям. — Быстрей, быстрей, парни! Покуда на стенах не прочухались!
Откинув тяжёлый засов с ворот, солдаты Стельмаха потянули на себя мощные, обитые бронзой створки ворот. Это не осталось незамеченным. С обеих сторон.
— Молодец, Стельмах! — крикнул Пугачёв, от избытка чувств взмахнув булавой. — Юлаев, вперёд! — величественным жестом он указал на открывающиеся ворота Красноуфимска.
И устремились к ним конные сотни башкир и казаков под общим командованием Салавата Юлаева. Дикие всадники приволжских степей неслись, издавая свист и вой, опуская к бою длинные пики, натягивая луки, на тетивы которых были наложены стрелы, обмотанные паклей. Десятники держали в руках тлеющие фитили, которыми должны были поджечь их. В крепости собирались учинить нешуточную панику, подпалив столько домов, сколько успеют.
Ворвавшись в крепость под ураганным огнём со стен, промчавшись мимо машущих руками солдат Стельмаха, срывающих с себя мундиры, чтобы свои не зарубили ненароком, легкоконные рассыпались по улочкам. Будто большая и полноводная река разбилась, разлетелась на сотни ручьёв. Всадники мчались по улочкам и переулкам, неся смерть и сея разрушение. Башкиры осыпали крыши деревянных домов горящими стрелами — в городе уже начинались пожары. Казаки с тылу налетели на баррикаду поручика Веньяминова, отбивавшего бешеные атаки комиссара Омелина. Миг — и всё кончено, под ногами коней валяются трупы, а казаки обнимают свою молодёжь, безусых юнцов, показавших себя сегодня настоящими мужчинами и воинами. И тут возникает вопрос: «А где комиссар? Что с Омелиным?».
Полковой комиссар сидел в седле удивительно ровно, опершись рукой о стену. Стремительно бледнеющее лицо его улыбалось. К нему подскочили, подхватили на руки, разорвали мундир и рубаху, обнаружили пять ран — от сабель, пуль, штыков. Насмерть дрался комиссар, ни себя, ни врагов не щадил. Казачья молодёжь, что билась с ним бок о бок, поддерживая его под обе руки, чтобы с седла не свалился, повезли в тыл через остатки баррикады поручика Веньяминова. Лишь наскоро перевязали раны, и теперь сквозь грубую ткань кривовато наложенных повязок сочилась кровь.