Своей слабостью она победила его. Он не мог продолжать и не мог ее оставить.
Продолжая обнимать ее, он опустился, дрожа, положив голову возле ее уха.
Леда лежала в его объятиях, она не сопротивлялась. Он был тяжелым, крепко держал ее, но это казалось скорее успокаивающим, чем наоборот.
Прошло довольно долгое время, как она почувствовала, что его объятия медленно ослабевают, он пошевелился, передвинувшись к ее боку, все еще держа ее, но не так близко. Ни он, ни она не произнесли ни слова.
В конце концов она задремала, все время просыпаясь и видя его рядом, радостная и смущенная этим. Это было так невероятно. Чудесно.
Вперемешку со сном она вспоминала: он попросил ее лечь с ним, и кто бы мог подумать о такой странной фантазии? Кто бы мог подумать, что это окажется столь радостным? Она лежала непривычно, поперек кровати, без подушки — просыпаясь в уютном тепле, вздрагивая от жесткой руки под своей головой. Стоило ей проснуться, он передвигал руку, успокаивающим жестом разглаживал ее волосы, и было естественно и уютно устроиться на его руках, возле его тела, и снова заснуть.
Чужеземный камень давно уже погас — слабые сумерки рассвета начали проникать в комнату.
Очнувшись ото сна, ее первым смутным впечатлением была черная тень возле нее. Слишком черная, чтобы увидеть очертания или детали. Затем она различила ее форму, заметила линию ноги, подбородок, руку, обнимающую ее. Она полностью открыла глаза. Он наблюдал за нею. На расстоянии шести дюймов она могла видеть его темные, загнутые на краях ресницы. Его глаза были прозрачно-серые, подобно краскам зимнего утра в момент, когда звездный свет переходит в день.
Его бодрствование, то, как она была уложена и укрыта от холода его теплом, говорило о том, что он вовсе не спал.
Внезапный ужас охватил ее. Она вспомнила, что случилось много лет тому назад, в ее школьные годы — с горничной и ее кавалером. Повар шептал угольщику: «Она спит с ним, не думай, что я вру!» И после этого горничная была отослана под первым предлогом, о котором мисс Миртл никогда не говорила.
Леда смотрела в его глаза, цвета утреннего рассвета.
Она спала с ним.
О господи!
Ночью она поняла, что от чего-то спаслась, а при дневном свете — что она пропала, уйдя далеко за пределы наставлений мисс Миртл. Он был в ее комнате. Он касался ее. Раздевал. Он целовал ее так, как не целуют порядочных незамужних женщин. Она спала с ним.
Леда вздрогнула. Его рука лежала на ее плече. Он обвил рукой ее шею, а потом пропустил через свои пальцы ее волосы. Каштановые локоны упали с его пальцев. Он приподнялся на одной руке.
Святые небеса! Это уже произошло! Она спала с ним. В ее сердце не было стыда или раскаяния.
Он начал отодвигаться от нее, и она поняла, что он собрался уйти. Без причины, ничего не имея в виду, она поднялась и схватила его за кисть.
Сэмьюэл оглянулся на нее с неожиданным вниманием, затихнув в слабом утреннем свете. Снова она подумала об архангелах, одиноких божествах, рожденных горами, небом и морем.
Она села, держась за его твердую руку, не зная, что сказать.
— Я не должен был оставаться. — Его голос звучал твердо. — Я сожалею. Ты уснула.
Что-то треснуло в складках его черной одежды. Оружие — насилие и элегантность, совершенство в том и другом — ей захотелось дотянуться до него и привлечь к себе, прижать его близко к сердцу.
— Ты не спал, — сказала она.
— Нет.
Она не хотела, чтобы он уходил. Наступало утро, она не желала, чтобы оно пришло. Что он станет делать, говорить, как может изменить жизнь… Все это еще казалось невозможным. Она спала с мужчиной. Он ее целовал.
Она не чувствовала себя виновной в чем-либо. Она чувствовала себя женщиной. Немного застенчивой и взволнованной.
— Ты должен идти? Их взгляды встретились.
— Я должен остаться?
Резкость его тона ошеломила ее. Как будто он ее в чем-то обвинял. Она облизала губы и положила свою руку на его, чувствуя под ней силу.
Его мускулы ослабли под ее пальцами.
— Скажи мне — да или нет.
— Да, — сказала она, — останься.
— Прошлой ночью ты сказала да. Ты сказала… что хочешь этого. А потом… господи! — он сделал резкий выдох.
Она покраснела при смелом упоминании о прошедшей ночи. Его рука на ней, его рот так близко. Ей надлежало стыдиться, а вместо этого… она чувствовала себя обласканной. Возбужденной.
О, неужели это означает стать падшей женщиной! Быть эгоистичной и радоваться тому, что он пришел к ней, а не к леди Кэй.
Холод в комнате проник сквозь, ее халат, ее уже больше не защищала его близость. Она задрожала, набрасывая на плечи упавшее покрывало, и с надеждой взглянула на него.
— Стало совсем холодно, вам не кажется?
Она натянула покрывало до подбородка, выглядывая из-под него, понял ли он ее намек.
Сэмьюэл сидел, не двигаясь, опершись на руку, не уходил.
Леда становилась все более и более отважной. Она осторожно коснулась его волос. Провела пальцами вниз по его щеке. Она закусила губы, внезапно охваченная новым чувством таинственной нежности к мужчине, который застыл под ее неуверенной лаской, единственным откликом его была глубинная дрожь в тишине и молчании. Девушка наклонилась вперед, целуя уголки его губ, как и он целовал ее. Она коснулась его своим языком, приоткрыла рот, протянула руки, чтобы погладить его волосы.
Дрожь в нем перешла в тяжелую силу. Он схватил ее за плечи. Повернул ее лицо к себе и впился в ее рот.
Какой-то момент она чувствовала только возбуждающее ее волнение. Потом его сила покорила ее, опрокинув спиной на подушки. Его рука спутала в клубок ее волосы, держа ее неподвижно, в то время как он целовал лицо, шею, ниже, по открытой длине ее халата.
Он смущал ее. У нее не было возможности сопротивляться, всей своей тяжестью он навалился на нее, глубоко погрузив в кровать. Его нога разделила ее ноги, его тело сжимало ее бедра и живот, его рука отбрасывала разделяющую их ткань — затем жар обнаженной кожи на ее обнаженном теле, на самом интимном месте… Что-то еще — что?
Он двигался, овладевая всем ее телом, его частое дыхание звучало в ушах, его движения поднимали в ней ответные дразнящие волны возбуждения, незнакомые сильные ощущения сделали ее мышцы упругими, заставили ее тело гибко изогнуться навстречу ему.
Сэмьюэл поднялся на руках. Мгновение она смотрела на него, ее губы горячо раскрылись, и то, что он затем сделал изумило ее. Необычное удовольствие от его прикосновений неожиданно стало причинять боль — она инстинктивно откинулась, чтобы избежать ее, но он, казалось, не заметил этого; его глаза были закрыты; он со всей силой прижался к ней, одним могучим движением страстно проник в нее.
И это причинило боль. Это причинило боль им обоим, она издала стон, а он откинул голову назад, и все его тело содрогнулось с большой силой. Приглушенный стон вибрировал в его горле. Он держался над нею, с силой входил в нее, мускулы на его плечах, руках, подбородке напряглись, как струны.
Леда поняла, что издает звуки отчаяния с каждым вздохом, испуганные всхлипы, выражающие ее удивление и панику. Момент холодного насилия казался бесконечным.
Он бурно вздохнул. Его тело ослабило жесткое напряжение. Он глотнул воздуха, как после быстрого бега.
Все еще было больно. Это было так неловко — горение в таком интимном месте, соединившимся с ним. Он не глядел ей в лицо, не освобождал ее от себя, но, опустив голову на подушку возле ее уха, снова и снова гладил ее волосы.
— Леда, — прошептал он, — о, боже, Леда…
А она истерично думала: «Какая я глупая… ведь это было… теперь я падшая женщина…»
Он знал, что она плачет. Сквозь биение собственного сердца он скорее чувствовал, чем слышал каждый ее всхлип, каждое рыдание. Стыд и страсть сжигали его. По зову разума он должен был встать, остановиться, прекратить то, что ее обижало. Но тело его только теснее прижималось к ней, его руки обхватывали ее, он хотел уже снова войти в нее.