Леда услышала, что постоянный шум машин прекратился. Рев ветра утих. Каюта казалась погруженной в тишину. Слышны были лишь отдаленные всплески волн возле судна.
— Сэмьюэл, — она села, протянув руку.
— Пойдем со мной, — пробормотал он, — я хочу тебе что-то показать.
Он отошел от нее. Леда отбросила простыни и поставила ноги на ковер, разыскивая свои босоножки. Поднявшись, она начала продвигаться в темноте к кают-кампаний, тихо закрыв дверь, чтобы не разбудить Дикки, который в конце концов крепко уснул после семи дней шторма и морской болезни.
Сэмьюэл виднелся белым контуром в сумерках у открытой двери. Легкий бриз дул отсюда, неся свежий аромат. Когда она подошла к нему, он протянул ей одежду.
Леда вышла на маленькую палубу. Ветер здесь был сильнее, волосы закрыли ей лицо. Огромная арка неба собрала переходные цвета от черного до сверкающе синих в зените, такого она еще не видела — живые прозрачные краски, смешивающиеся с сапфиро-бледными на востоке.
Она закуталась в пальто и облокотилась на перила. Перед ними темная вода отражала краски неба, словно множество движущихся зеркал, которые неустанно меняют формы.
Высота их палубы и изгиб маленького паруса скрывали все, кроме движения корабля. Она ощутила, будто они плывут одни в этом кристальном мире, где серебряные края облаков на горизонте превращались в розовые башни в вышине, а все розовое становилось оранжевым по мере того, как они смотрели, краски были такие же нежные, как темный ветер, который подхватил ее волосы.
— Взгляни. — Он стоял немного позади ее, его собственные волосы бились золотым ореолом по ветру. Он показал куда-то вперед.
Леда вгляделась ниже облаков, при усиливающемся свете открывались туманные формы на горизонте.
— Оаху, — сказал он. Потом указал налево, где Леда едва различила серые контуры под крышей других облаков с золотистыми куполами, — а это Молокай.
Она посмотрела на него и закусила губу.
Леда помнила его лицо, когда он понял свою ошибку со стюардом, и подумала, что, может быть, она хотя бы немного нужна Сэмыоэлу.
— Я никогда не знала, что небо такое высокое. — Она глядела вверх на облака. — Оно никогда не кажется таким… — она едва не сказала «дома». Но теперь этот край станет ее домом, эти мрачные глыбы гор на горизонте. — В Лондоне, — закончила она, откинув волосы с глаз.
Сэмьюэл все еще молчал, но не уходил. Леда заметила проплывающее мимо маленькое кружевное облако, которое светилось розовым светом, как будто изнутри.
— Предполагается, будет хороший день? — спросила она.
— Не могу сказать, — он говорил официальным тоном, как будто обращался к тому, кто был ему только что представлен во время вечернего приема.
— Но вы же можете предположить?
— В это время года дожди приходят и уходят.
Леда начала приходить в отчаяние от его замкнутости.
— Почему подняты паруса?
— Появился хороший ветер. И мы идем под парусами.
— О, а я подумала, что испортились машины.
— Они не испортились.
Ее беспокойство нарастало. Он был таким холодным, как если бы ему что-то не нравилось. Испытующе, чтобы поддержать разговор, она заметила:
— Думаю, мы продвигались бы быстрее под парусом и с машинами?
— Ты спешишь? — спросил он сухо.
— Нет, пожалуй. Но кажется, что каждый спешит. Думаю, что скорость — главное для корабля. Он сделал паузу.
— Я просил их закрыть котлы. На какое-то время. Я подумал, тебе это понравится.
Он все еще стоял позади нее. Она не могла видеть его лицо. Леда почувствовала смущение и растерянность.
— Спасибо. Вы очень добры.
— У меня дела, — сказал он коротко. — Доброго вам утра!
Леда обернулась, но он уже ушел, исчез за дверью кабины, дверь которой тихо качалась взад-вперед в такт волнам.
Каким-то образом Леда знала, что Гавайи выглядят как Шотландия. Не потому, что она когда-либо видела Шотландию, но знала, что там горы и маленькие деревушки. На черно-белых фотографиях Гонолулу выглядела в окружении кораблей в гавани и гор на далеком горизонте. Леда не ожидала увидеть столько красок.
Цвета превосходили все ее ожидания. Как будто кто-то выплеснул в море целую бочку акварели: индиго переходило в кобальт, в лазурь, бирюзу, нефрит, поднимаясь в бриллиантовых всплесках до побережья.
За черными и красноватыми склонами Бриллиантовой Горы облака ласкали зеленые горы, сверкающие и исчезающие по мере того, как проходило судно. Другой кратер, сложенный из интенсивно красного вулканического пепла, стоял в своей совершенной симметрии у основания гор, поднимаясь из обрамления пальм и лесов.
Даже воздух казался живым, мягким и полным нежности. Когда они проходили вдоль узкого извивающегося канала в гавань Гонолулу, где можно было увидеть край коралловых джунглей, вдали начала звучать музыка. Среди сотен, среди тысяч людей стояли музыканты в красных кителях с позолоченными эполетами и играли яркие джазовые мелодии.
Леда стояла с Дикки, потрясенная в свои двадцать пять лет так же, как и этот ребенок, восхищенная этой фантастической страной, в то время как толпы на пристани устремились к судну.
Люди различных национальностей и цвета кожи, в свободных одеждах, алых и желтых, зеленых, белых, розовых — и все, будь то мужчина или женщина, были украшены гирляндами и венками из цветов и листьев.
Леда едва удерживала Дикки, который рвался убежать вниз по лестнице или прыгнуть через перила, чтобы присоединиться к коричневым эльфам, плавающим и плещущимся в чистой воде внизу. Мистер Видал попросил их обоих подождать на палубе, пока он найдет родителей мальчика. Леда поняла, почему. Дикки тянул ее вниз, умолял спуститься, высматривал вокруг все, насколько хватало глаз, в конце концов он запрыгал и закричал: «Вот они! Мама! Папа!»
Ребенок освободился из рук Леды и рванулся вниз по ступеням, бросившись в нагруженные цветами руки супружеской пары, одетой в белое. В один момент он был увит и украшен цветами, а затем исчез в толпе.
Леда наблюдала приветствия. У нее не было причин чувствовать себя печальной, думала она. У нее были причины радоваться. Город казался сонным, грязные улицы, несколько церковных шпилей и крыш среди зелени, но какое у него было улыбающееся лицо!
Леда смотрела на многочисленных одетых в белое мужчин, носящих шляпы на голове, и думала: «Если только…». Но об этом глупо было думать. Это был признак слабого характера. За прошедший месяц она выстроила большой воздушный замок, ничего нельзя достичь, живя в нем. Мисс Миртл всегда говорила, что на вещи, которые легко достаются, полагаться нельзя.
Это был ее новый дом. Она была женой владельца этого блистательного корабля. Она не позволит себе плакать только потому, что боится, что у него возобновились сожаления о браке. Или потому, что он избегает ее при обстоятельствах, которые глубоко его беспокоят. Сэмьюэл проявил себя достойным доверия. И Леда высоко держала голову, оглядывая корабль с улыбкой и была искренне, глубоко горда и счастлива чувствовать себя миссис Сэмьюэл Джерард в этот момент.
Леда увидела мистера Видала у подножья ступенек и подобрала юбки, чтобы следовать за ним. Но он был уже на полпути к ней во главе целой колонны женщин и мужчин, которые поднимались толпой и теснились на палубе и возле главной каюты.
— Алоха! — венок из цветов был одет ей через голову и повис на плечах.
— Алоха! Добро пожаловать на Гавайи, миссис Джерард! — и другой венок повис у нее на шее. Их было много. Незнакомые ей люди называли по имени, подносили цветы, жали руку, называя свои имена, стараясь перекрыть шум, смеялись. Тропические цветы незнакомых форм и запахов ложились на ее плечи, до самого воротника и подбородка. Смеющаяся дама, совсем не старая, но достаточно солидная, приколола цветы к шляпе Леды, а бородатый молодой джентльмен вложил в ее руки букет красных гвоздик.