— Неважно, как сильно ты любишь себя и насколько велика твоя уверенность в том, изнасилование моей сестры превозносит тебя над любым ныне живущим, — Лорд Заточения покачал головой, непроизвольно скривившись от вновь захлестнувшей его ярости, и сжал кулаки, оцарапав когтями собственные ладони. — Это не делает тебя хоть сколько-то близким к ней. Ты гордишься тем, что сделал и твои чувства не имеют ничего общего с любовью, — ты даже не попытался извиниться перед ней за то, что сделал, ты вообще никогда перед ней не извинялся — ты мусор, недостойный находится рядом с моей Звездой. Скоро она вспомнит об этом и ты не сможешь больше пользоваться той лояльностью, что с самого начала тебе не принадлежала. Она знает об этом, чувствует это и хочет вернуть это назад.
Имлерит помнил о том, что его сестра знала, что всё сложится именно так ещё тогда, когда они оба находились в Пустоте. Она говорила ему, что забудет его; говорила, что не хочет находиться в том кошмаре, который видела; она просила его остаться, а он так и не смог этого сделать. Он не смог оградить её от этого заранее, но мог помочь ей сейчас.
— Она знала о том, что забудет меня и о том, что рано или поздно окажется здесь. Она ненавидела это и боялась этого, это приходило к ней слишком часто и было её постоянным ночным кошмаром. Понимаешь? С самого начала я был её предназначением, а ты — её кошмаром, тебе просто повезло оказаться на другом месте на какое-то время. Но даже при таком раскладе ты остался кошмаром, убивающим её и любые её чувства — искусственные или принадлежащие другому. Ты мог бы остаться с ней, если бы хотя бы на сотую часть пытался заботиться о ней или любил её, но теперь, когда я знаю, кто ты на самом деле, я этого не допущу.
— Все сказал? — по окончании пафосной тирады Имлерита, создатель времени демонстративно скомкал лист бумаги, который крутил в руках последние десять минут, и пренебрежительно бросил куда-то в сторону собеседника — это было жестом неуважения, жестом презрения к нему и его словам. — Ты берёшь на себя слишком много и, в конце концов, тебя разочарует то, к чему это приведет. Я совершал много ужасных поступков, львиная доля которых действительно касалась моей жены. Но я с уверенностью могу сказать, что это не твоё собачье дело. Твоя забота выходит за пределы братской, и я не собираюсь это терпеть. Более того, если твоя слезливая история была призвана пошатнуть мою уверенность в наших отношениях, то знай, что у тебя ничего не вышло.
Дариэль постарался перевести дух, но у него не получилось. Слова шли изнутри, на одном дыхании, он даже не успевал их как следует обдумывать, а условия этого любовного соперничества его совершенно не устраивали.
— По крайней мере, я не обещал ей быть её предназначением с самого начала. А ты, если так хочешь в это верить, может быть для начала обернешься и посмотришь на себя? Ты бросил её на многие годы, позволил ей забыть себя и оставил одну. И я не верю в то, что, если хоть часть сказанного тобой правда, ты не мог это предотвратить. И теперь, спустя десять тысяч лет, ты надеешься искупить собственные грешки? Ты хотел быть рядом со своей Звездой, значит был должен оберегать её на протяжении всей жизни — от тех кошмаров что она перенесла. Войны, смерти, одиночество, я — это то, чего ты хотел для своей «миледи»? Вся красивая речь лишь мишура. И в итоге она сводится к тому, что ты всего-навсего напыщенный выродок, который надеется вернуть давно утраченное, опустив при этом собственную вину.
Он сам не заметил, как начал бродить по комнате, пока не оказался перед носом своего соперника.
— Может быть, когда-то у тебя был шанс, но не теперь. Вон из этого кабинета.
Ни брошенный к его ногам лист бумаги, кажется, тот самый, над которым его сестра работала большую часть этого утра; ни бродящий по комнате Дариэль не вызывали у Имлерита особых чувств. Внешне он оставался безразличным, лишь стискивая зубы и сжимая кулаки, а где-то внутри всё так же хотел покончить с этим бесполезным создателем времени.
Он ругался, поддавался своим эмоциям и пытался найти какую-то чувствительную точку внутри хмурого и мрачного Лорда Заточения, а тот только следил за ним своими красными глазами. Он говорил о том, что не собирается что-то терпеть, но ведь никто и не спрашивал его о том, что он собирается делать, а чего не собирается. Он должен был смириться с тем, что получил, раз сам довёл до этого.
— Предназначение — не обещание, а нечто большее, и это именно то, чего ты боишься, — Имлерит нахмурился ещё сильнее, недовольно подёргивая левым плечом и понимая, что Дариэль всё-таки нашёл одну из чувствительных точек внутри его души. Единственную, которую там вообще возможно было найти. Он оставил её одну, и до сих пор считал себя в этом виноватым, до сих пор себя за это наказывал.
Пожиратель времени не мог сказать, как сильно раздражал его этот человек. Он трогал то, что нельзя было трогать и делал то, чего не должен был делать ни один живой организм в этой вселенной. Он ненавидел его всей душой, не мог терпеть сильнее, чем тот, наверняка, не мог терпеть его в ответ и хотел его убить. Больше всего он хотел убить его и желал, чтобы это желание, будто проклятое законами вселенной, наконец-то осуществилось. Целиком или частично — это уже было неважно, оно должно было осуществиться хоть как-нибудь.
Он не должен был дотрагиваться до него или причинять ему боль, у него было никакой возможности убить его сегодня, но Лорду Заточения хватило нескольких секунд, чтобы сделать шаг вперёд и сомкнуть когтистые пальцы левой руки на плече Дариэля.
— Я уже вернул, — указательным пальцем свободной руки коснувшись чужого подбородка и оцарапав его всё теми же когтями, Имлерит ухмыльнулся. — Видишь? Неважно, что ты думаешь об этом, она — часть меня, а я — её часть. Это никогда не менялось и никогда не изменится. Скоро этот хлам перестанет тебя спасать, он уже почти перестал. И тогда я достану тебя. Я или она.
Ему полагалось покинуть кабинет, полагалось, что он чисто физически не сможет дотронуться до того, что носит при себе иерархический значок, но он оставался на месте и всё ещё мог издевательски прижимать Дариэля к стене, надавливая на его плечо. Он мог произносить её имя и чувствовать на себе особенности её статуса, он мог чувствовать некоторые её мысли и мог дать почувствовать свои ей. Он пробуждал её, а она пробуждала его ответ. Как мог какой-то создатель времени после этого говорить, что он просто пытается вернуть давно утраченное? Он не пытался, он возвращал.
========== Танец ==========
— Почему ты не захотел надеть что-то с рукавами?
Леди-Командор не была особенной любительницей официальных приемов, а теперь, когда у неё язык не поворачивался назвать себя, покрытую этими жуткими шрамами, красивой, она любила их ещё меньше. Тем менее, сегодняшний прием, организованный создателями времени в честь обозначения примирения двух долгое время враждовавших видов, ни она, ни кто-либо из пожирателей времени пропустить не мог.
Они, все шестеро, обязаны были надеть черную с вкраплениями красного одежду и явиться в Капитолий в назначенное время. Первая, выбрав закрытое черное платье с красной подкладкой и фигурным вырезом на юбке, могла чувствовать себя уютно только благодаря тому, что появилась здесь не одна: из всех шестерых, только она и её брат чувствовали себя не в своей тарелке и им, стесненным обстоятельствами, было более или менее комфортно вдвоём.
— Не люблю рукава, — Имлерит нахмурил брови и одернул фалды своего удлиненного черного жилета с точно такой же красной подкладкой, как и у сестры. — Они сковывают движения.
Помимо того, что они просто присутствовали в зале, пожиратели времени ничем особенным не занимались: Рианнон горячо спорила с Хранителем Света и его правым глазом о том, каким должно быть устройство вселенной в дальнейшей перспективе; Эйдирен развлекался, сидя в углу зала, выкладывая столовые приборы в длинный кривой ряд (Леди-Командор прекрасно знала, что тот, скорее всего, попросту наслаждается чужими мыслями, но со стороны и он, и его странное хобби выглядели немного безумно); а они с Имлеритом просто стояли в углу, не имея возможности найти себе ни места, ни занятия.