— Было бы хуже, если бы это был твой глаз, Сирона, — он говорил, не обращая внимания на гель, что она вкалывала ему в район нижнего века. — Одного и без того слишком много.
Имлерит тяжело выдохнул, Леди-Командор перевязала его глаз, а Листрея так и не осознала, хорошо это или плохо. И почему всё же пожиратели времени должны были терять глаза? Разве они не могли обходиться какими-то менее радикальными мерами? Почему создатели и пожиратели времени должны были враждовать даже на балах?
========== Вспомнить всё ==========
Ночь на Майере казалась Леди-Командору самой длинной за последние несколько лет. Вынужденная работать, постоянно отвлекаясь на какие-то мелочи, будь то беседы с Дариэлем или неудавшиеся свидания, не получившие даже начала, она то и дело сбивалась с мысли. Самая первая тема разговора: рассуждения об обещаниях, какие ей давал кто-то другой, не давала ей покоя ничуть не меньше, чем вопросы восстановления культуры на родной планете или эксперименты Третьей.
В её голове, заполненной множеством воспоминаний, только сейчас медленно складывалась нужная, правильная картинка. Единственным, не считая создателя времени, кто мог бы обещать ей всегда оставаться рядом, быть для неё защитником, вечно следующей за ней единицей, да ещё и делать это достаточно давно, был её брат. Возможность подобного развития событий, например, в Пустоте, объясняла всё: её реакцию на произнесение им её имени, его слова о нарушенных обещаниях, её теплое к нему отношение, казалось бы, ничем не оправданное, или те резкие вспышки воспоминаний о том, что когда-то уже было. Если это был он и он об этом помнил, помнил целиком и полностью, ей оставалось только поговорить с ним.
— Ты выглядишь усталой, — голос, на этот раз не корректируемый фильтрами речи или восприятия, заставил женщину встрепенуться и поднять взгляд на пришедшего. — Тебе нужно хоть немного отдохнуть, Сирона.
Теперь он выглядел так, как должен был выглядеть: озадачивал окружающих своим высоким ростом, коим он способен был переплюнуть многих; пугал их не скрываемыми длинными когтями и странной фактуры волосами, которые и волосами никогда не были, непослушными, неровными; удивлял тех, кто не привык к людям, в жаркую погоду носящим на себе плотную темную одежду и тяжелые, постоянно позвякивающие цепи. Он был собой, и это нравилось Леди-Командору гораздо больше.
Имлерит занял место напротив и взглянул на свою сестру достаточно хмуро. Он знал, видел, что большую часть суток она пыталась избавиться от давления с помощью тяжелого алкоголя, а после старалась восстановить внимание энергетиками, и если бы не его возможность постоянно нейтрализовать тяжелые вещества в её организме, сейчас она могла бы чувствовать себя куда хуже. Сосредоточенная на чужом благе и важности того, что она делала для ребенка своего создателя времени, она забывала о том, что ей самой тоже стоило бы оставаться живой, если не для себя, то хотя бы для девочки, о которой она заботилась.
— Позже, — она кивнула и сложила руки поверх своего датапада, внимательно, не в меру серьёзно взглянув на брата. — Сейчас мне нужно было задать тебе вопрос, волнующий меня уже несколько часов. Я знаю о том, что ты ко мне чувствуешь, помню некоторые вещи, каких, кажется, не должна помнить. Тогда, на приеме, мне показалось, что когда-то я уже танцевала с тобой; мне показалось, что это происходило где-то в темном и холодном месте, среди цветов памяти и чего-то похожего на горы. И тогда же я сказала тебе о том, что ты должен был сказать мне о любви в определенный момент. Потому что я это помнила. Скажи мне, когда-то это было на самом деле?
Лорд Заточения смотрел на свою сестру очень внимательно. Он чувствовал, насколько спутаны и неясны её мысли в данный момент — она вспоминала, пыталась упорядочить собственные воспоминания, несмотря на то, что те были полны темных пятен. Она уже осознала, что Дариэль не имел никакого отношения к самым главным обещаниям в её жизни, и теперь пыталась сопоставить факты, раз за разом возвращаясь к тому, что единственным, кто мог бы это сделать, оставался Имлерит.
— Да, — решив, что это будет уместно, он протянул руку вперед и крепко взялся за её хрупкую ладонь. — Когда-то это было на самом деле. В середине того единственного месяца, который у нас был, ты сказала о том, что никогда не танцевала. Это показалось мне несправедливым, как и многое, что нас тогда окружало, и я решил исправить это как можно быстрее.
Теперь обрывистые неясные воспоминания о том дне становились четче. Это происходило в Пустоте, когда Леди-Командор была ещё очень молода. Она сетовала на то, что её знания о традиционных или церемониальных танцах ей не пригодились и, скорее всего, никогда не пригодятся. Она была яркой, наивной, часто улыбалась, постоянно держала Имлерита за руку. Он был серьёзным, но всегда улыбался ей в ответ. Они танцевали, находились друг к другу ближе, чем стоило бы находиться брату и сестре; они вели себя так, словно это было нормально. Это и было нормально — тот раз не был первым, до того Имлерит уже говорил ей о любви, а те мягкие, тягучие поцелуи и его пронзительный шепот и вовсе являлись чем-то обыденным.
Первая открыла на какой-то момент прикрытый глаз, легко вздрогнув, столкнувшись взглядом со своим братом, всё ещё внимательно смотревшим на неё. Дариэль был прав, когда говорил, что между нею и Имлеритом могло быть «что-то большее», и сейчас, когда её память медленно восстанавливалась, когда ощущения и чувства приходили в норму, а картинки становились куда яснее, она могла бы сказать, что это было даже серьезнее, чем «что-то большее».
«Я была его Звездой, а он — моим Волком», — думала Леди-Командор, позволяя брату держать себя за руку, аккуратно, медленно переплетая его пальцы со своими.
Когда-то они считались предназначенными друг другу, а теперь она была замужем, у неё были дети и она десять с половиной тысяч лет проецировала своё отношение к брату на другого человека. На Дариэля, к которому привыкла, с которым смирилась и которому многое прощала только в счет очень важных для неё обещаний, только в счет собственной любви и квантовой запутанности. Она привыкла к нему, а теперь оказывалось, что их отношения, часто строившиеся на её любви, этой любви почти и не имели. Или имели?
Она не могла утверждать, было это любовью, ошибочным суждением или силой привычки. Это было чем-то, но сейчас у неё был выбор: она могла дать Дариэлю ещё один шанс, несмотря на то, сколько таких шансов он уже упустил, считая самый последний больше нескольких часов назад; а могла обратиться к тому, кто сидел с ней рядом и крепко держал её за руку. К тому, кто никогда не подводил её, ждал её даже дольше, чем она прожила; к тому, кто был для неё самой первой любовью, самым первым любовником, защитником, учителем и братом; к тому, кто так никогда и не позволил себе любить кого-то ещё, кто не стал даже думать, что у него, помимо его сестры, может быть кто-то другой. Она могла и хотела обратиться к тому, кто был ей предназначен, несмотря на то, чем это могло обернуться.
— Это был ты, — теперь Леди-Командор не спрашивала, а утверждала, сжимая руку брата, царапая её своими когтями. — Ты обещал мне, что я буду единственной женщиной в твоей жизни; обещал защищать меня, ждать и оставаться рядом. Это с тобой я обещала разделить одну судьбу. Всё это время я думала, что это был он, но это был ты. Я тебя даже не помнила, но ни одного обещания ты так и не нарушил.
— Я оставил тебя одну, Сирона, — вопреки тому, что она держала его за руку, что наконец-то вспоминала о том, что их связывало, Имлерит чувствовал себя виноватым и опускал взгляд, сжимая зубы, понимая, что всей этой путанице, в пробелах в их глубоких отношениях виноват именно он. — Тогда, когда я нужен был тебе больше всего, я оставил тебя одну. Несмотря на то, что остальных обещаний я действительно не нарушил, это перебивает всё. Из-за меня с тобой случилось то, что случилось, из-за меня ты до сих пор страдаешь. И я никогда не прощу себе того, что не сумел избавиться от своего бремени ради тебя.
Он был именно таким, каким проступал в её воспоминаниях. Жестким, фаталистичным, помешанным на справедливости и на ней. Теперь она могла припомнить, почему и когда он ушел. Она боялась и призналась брату в любви лишь в последний момент, когда он уже стал Лордом Заточения и должен был погрузиться в искусственный сон на неопределенный, но очень долгий срок. У них был месяц, всего лишь один месяц для того, чтобы побыть рядом, насладиться обществом друг друга, осознать, какими и насколько сильными были их чувства, а потом он ушел. У него не было выбора, но он считал это своей ошибкой. Леди-Командор считала иначе.