Он пытался говорить и приблизиться к ней, обнажая острые зубы, в два ряда заключенные в его длинной узкой челюсти, а она только хищно улыбалась в ответ. Он, опьяненный победой и её давлением на его рассудок, этого не замечал, а она медленно распускала волосы, только недавно собранные в высокий хвост.
Ей хватило нескольких секунд, чтобы заглушить его горловые хрипы; чтобы полностью зажать его хрупкое тело между прядями своих послушных волос. Ему хватило пары мгновений, чтобы осознать, что пожиратели времени пожирают время вовсе не так, как он думал. Сирона снисходительно следила за его затухающим взглядом, продолжая улыбаться и ощущая, как его немногочисленное время перерабатывается в энергию, наблюдая, как его тело медленно превращается в безликую пыль — в то, что обычно остается от тех, кому не повезло попасть под горячую руку её сородичей.
И эта пыль тоже была вкусной.
Дверь распахнулась именно тогда, когда она закончила. Она готова была встретить кого угодно — гостей или даже самого Бетерия, однако это был Имлерит. Она видела, что он, несмотря ни на что, волновался за неё и переживал, видела, что обладал такой же жаждой расправиться с кем-нибудь, как и она сама. Она видела, как ярко сияли его глаза.
Не было ничего интереснее боевой, охотничьей ярости; не было ничего приятнее полного взаимопонимания; не было ничего красивее несдержанных, таких же яростных поцелуев. Он видел, как она улыбалась, как проводила языком по своим губам, испачканным остатками чужой плоти, и не мог себя сдержать.
В этом диком, хищном соприкосновении губ, в жестком столкновении их длинных языков, сопряженным со столкновением с ближайшей стеной, было то, что лучше всего характеризовало отношения Сироны и Имлерита: они были одинаковыми, они смотрели на мир одними глазами и понимали друг друга без слов. Они готовы были принять друг друга любыми, независимо от того, насколько варварской может оказаться чужая натура. Они могли вывернуть мир наизнанку, если когда-нибудь им это понадобится или стать самыми жуткими убийцами, но они больше ни за что не собирались отказываться от своих чувств и отношений, какими бы ни были обстоятельства и ситуация во вселенной.
========== Идеал ==========
В кабинете было тихо, на его вкус даже слишком тихо. Среди образовавшегося бардака, какой в обычных обстоятельствах стоило звать только лишь «творческим беспорядком», и феерии цветов в одежде, висевшей на приоткрытой дверце шкафа, эта тишина казалась неестественной. Такой же неестественной, как десятки бумаг, разбросанных по рабочему столу, на который он без зазрения совести уложил свои ноги, придавив документы ботинками из двух разных пар.
Здесь было скучно, а вот в его голове — не очень.
Потянувшись, задев длинными пальцами низко висевшую люстру, Эйдирен широко зевнул. Сейчас, в сравнении с его собственными размышлениями, его маленькая подопечная наконец-то подавала надежды. Раскрепощенная, давшая волю не только своим инстинктам, но и своей истинной сущности, своему долго скрываемому безумию, она охотно шла по той дороге, что он для неё приготовил.
В последний раз, когда он лишил её создателя времени, всё обернулось даже лучше, чем он предполагал по-началу. Их Леди-Командор, долго прятавшая в себе воспоминания о собственном прошлом, смогла отбросить привязанность к мусору в сторону — она наконец-то вспомнила, что каждой «звезде» нужен свой «волк» и обратилась к своему верному псу, прилежно ждавшему её практически одиннадцать тысяч лет. Сам Эйдирен давно бы умер со скуки, предложи ему кто-нибудь просто сидеть и ждать, ничего не предпринимая. Его сын, к сожалению, считал своё бездействие благородством.
Ему тоже нужна была такая женщина — ему нужна была сумасшедшая, неугомонная и готовая раскрывать его потенциал. Его относительно спокойному, рассудительному сыну нужна была именно его родная сестра, чтобы стать собой, а ей нужен был брат, чтобы прекратить прятаться. К счастью, в роли свахи Лорд Безумия чувствовал себя ничуть не хуже, чем в роли управителя.
Сегодня она впервые подарила кому-то безумие, безумие и смерть — именно так, как ей нужно было его подарить. Она была настоящей хищницей, она больше не скрывала своих мыслей и пользовалась должностью Маньяка с той же легкостью, что и должностью Первой. Она убивала не потому, что так было нужно — она убивала потому, что это считалось веселым, интересным. Эйдирен знал, что будь этот воркан чуть более сложным, убивать его она бы не стала — она бы издевалась над его сознанием, мучила его и превратила бы его короткую жизнь в маленький персональный ад того, кто пытается несправедливо покуситься на её жизнь.
Он и сам поступил бы точно так же.
Она становилась идеальной, сама того не подозревая, продлевала себе жизнь. Она считала, что всё ещё держит ситуацию под контролем, но он уже давно стал настоящим лидером, всего лишь скрывающимся в чужой тени. К чему ему было выпячивать себя, когда вокруг столько замечательных вещей и игрушек, помимо этой жуткой бюрократической, административной волокиты, какой она занималась почти круглыми сутками?
Небрежно смахнув со стола вазу с красным цветком памяти, поставленным сюда не так давно, Эйдирен скривился. Его подопечные были достаточно взрослыми, чтобы избавиться от своей привязанности к физическим удовольствиям и бросить отдаваться животным инстинктам в те моменты, когда их ментальное любование друг другом достигает апогея, но, казалось, этого вовсе не хотели. По той причине, что Синди не стремилась более блокировать свой рассудок, сейчас он мог услышать каждую её мысль, ощутить каждое её желание.
«Какая скудная у обоих фантазия, — разочарованно выдохнул Лорд Безумия, закидывая ногу на ногу и отмахиваясь от назойливых картинок в своей голове, чаще всего изображавших желание его маленькой подопечной получить своего брата прямо здесь, прямо сейчас и как можно более дико. — Можно было выбрать что-нибудь интереснее простого коридора»
Если бы ему пришлось сосредоточиться на её сознании, он бы обязательно услышал и почувствовал на себе её шумные выдохи, прикосновения острых зубов к её шее и то, насколько тесно она зажата между его сыном и стеной. И он, глупость какая, даже сейчас старался не допустить более жесткого соприкосновения поверхности стены с её когда-то больной спиной. Он был слишком зациклен на ней даже тогда, когда с трудом контролировал себя. Даже тогда, когда его руки, да и не только руки дрожали от психологического и физического возбуждения.
Ещё раз широко зевнув, Эйдирен отбросил всё это в сторону. Мысли Синди уже не были такими интересными, а в её профессиональной пригодности, в правильности её замечательной головы он уже убедился. Теперь, если ей того хочется, она может проводить своё свободное время так, как посчитает нужным. По крайней мере, пока оно у неё ещё есть.
Он хмыкнул и поднялся из-за стола, с ухмылкой раздавив ярко-красный цветок. А затем, насвистывая себе под нос навязчивую человеческую мелодию, покинул кабинет.
========== Нитраль ==========
Нодакрус процветал.
Население планеты, изначально застывшее на отметке в шесть пожирателей времени, теперь могло похвастаться несколькими тысячами представителей этого вида. Инфраструктура работала и развивалась лучше, чем когда-либо, а большая часть устоев и традиций была восстановлена или переработана. Каждый, независимо от того, политиком он был или рядовым представителем расы, находил себе место и занятие.
Леди-Командора больше ничто не смущало: на посту полноправного и жесткого управителя, она с легкостью проводила реформы и продолжала настаивать на необходимости масштабного машиностроения; она не беспокоилась о том, сколько живых существ в сутки погибает по причине того, что каждый пожиратель времени должен был питаться; она не обращала внимания на едкие и почти что откровенные провокации представителей оппозиции Этерии; она работала, как ей полагалось работать и просто ждала момента, когда преимущества её народа над создателями времени наконец-то станут ощутимыми.