Нитраль работал так же много, как и все остальные в последнее время — он выполнял свой долг, как Господин Зверств; помогал в регистратуре, когда у Лорда Заточения, чаще всего занятого с Леди-Командором, не хватало времени этим заниматься; избегал встреч с Лордом Безумия, занимавшимся внешней политикой, некоторые слова которого леденили душу; пытался выяснить, на какой стадии находится болезнь их лидера — его матери. И только в последнем своём занятии он так и не достиг особого успеха.
— Тридцать восемь документов, все подготовлены для завтрашнего недельного совещания, — пожиратель времени принёс бумаги прямо в кабинет Леди-Командора, впервые за последнюю неделю столкнувшись с Лордом Заточения лично. — Я пытался составить план, чтобы понизить вашу занятость, но не уверен, что он составлен верно.
Когда эти двое оказывались рядом, их схожие черты лица почти сразу бросались в глаза — Нитраль, когда откидывал со лба вечно спадающие туда волосы, становился очень похожим на своего отца, разве что мог похвастаться чертами чуть более плавными и немного иным разрезом глаз, унаследованным от матери. Но во всем остальном, даже в вопросе роста, молодой пожиратель времени больше походил на Имлерита, пусть и был на тридцать сантиметров ниже.
Хмурый, явно по уши погрязший в делах Лорд Заточения не успел ответить своему отпрыску, хотя и отложил в сторону датапад и несколько бумаг, чтением которых занимался одновременно с заполнением сметы на следующий квартал года. И его, и Нитраля отвлекли протяжный, болезненный стон и громкий влажный кашель, доносящиеся из соседней комнаты.
Нервно поджав губы, Имлерит обернулся в сторону двери. Состояние Сироны, сколько бы он с ней ни работал, как бы ни старался, улучшалось очень медленно, а в какие-то дни не улучшалось вовсе. Он делал всё, чтобы она пришла в себя как можно скорее: лечил её, занимался переливанием времени, взял на себя всю её работу, не позволял ей напрягать себя хоть немного; однако всё это не давало должного результата — Сирона всё ещё болела и чувствовала себя хуже, чем могла бы.
— Как скоро Леди-Командор придёт в себя? Я знаю, что она всё ещё болеет, но мне… хм…
— Я знаю, что тебе хотелось бы её видеть, — с трудом оторвав обеспокоенный взгляд от двери, пожиратель времени обратился к сыну, оборачиваясь и сталкиваясь с ним взглядом — таким же обеспокоенным, хмурым и насыщенно-красным. — Она болеет с самого твоего выхода, но я не уверен, что она сама хотела бы, чтобы ты видел её в таком состоянии. Если хочешь, ты можешь остаться на ночь — ночью ей становится легче. Она понимает, что происходит вокруг.
Нитраль тоже взглянул на дверь. Он не был толком знаком со своей матерью из-за поразившей её болезни, он видел её всего пару раз перед тем, как он перестала появляться в обществе других пожирателей времени и не знал, какой она была. Судя по тому, с каким беспокойством, трепетом и упорством заботился о ней Лорд Заточения; по тому, сколько времени он на это убивал, она была человеком ценным, правильным. Или, может быть, просто дорогим конкретно ему. Нитраль не знал об этом, но очень хотел узнать.
— Останусь, — он кивнул, сморщившись, убрал со лба назойливую прядь волос, что лезла в глаза. — Обязательно.
***
Она так устала от боли, от бесконечного кашля, режущего горло и голосовые связки; она устала от невозможности пошевелиться, от постоянной ломоты в костях, от обострившихся в тысячу раз ощущений; она устала от холода, от множества иголок, устала от переливаний, уколов; она устала от лекарств и времени, не задерживающегося в её организме. Она устала и у неё больше не было сил с этим бороться.
Закашлявшись ещё сильнее, Сирона очнулась от очередного приступа боли по всему телу. Она часто находилась без сознания, часто видела то, чего на самом деле не существовало и только ближе к ночи ей становилось легче. Настолько, что она могла попытаться сесть на постели, не почувствовав новой волны тошноты или времени, приливающего к дыхательным путям.
— Тебе не нужно подниматься с постели, Сирона, — попытавшись встать, Леди-Командор почти сразу услышала знакомый голос, хрипящий не только по причине своего тембра, но ещё и от усталости. — Это может спровоцировать рецидив.
Имлерит выглядел уставшим — его взгляд, обычно сосредоточенный и заинтересованный, сейчас казался потухшим и будто отражавшим то, что единственным, что заставляет его идти вперед и бороться с чужой болезнью, тонуть в непрерывном потоке государственных дел, оставалась она. Так и было: ничто не мотивировало его так сильно, как здоровье его маленькой Сироны, уже несколько недель как затерянное где-то среди поражения времени.
Она протянула руку вперёд, чтобы коснуться его широкой ладони, но вместо этого нащупала только небольшой инъектор. Он снова будет делать ей уколы, снова будет уповать на препараты и надеяться, что эти, новые, обязательно ей помогут. Препараты или время — она знала, что он не терял надежды на то, что хоть что-нибудь ей обязательно поможет. Ей тоже хотелось надеяться, она тоже пыталась это делать, однако усталость из раза в раз оказывалась сильнее. Ей попросту не хотелось мучиться дальше.
Сирона нащупала его руку. Крепко схватившись за неё, она стоически терпела неприятные уколы, кусала нижнюю губу, приглушенно постанывая от боли. Ей было больно и просто так, а препараты делали больнее. Разве можно было ещё больнее?
Можно. Каждый раз оказывалось, что это не было пределом — становилось хуже, холоднее, а выталкиваемое из организма время снова подступало к носоглотке, вынуждая её кашлять и задыхаться. Имлерит следил за ней, из раза в раз останавливал эти приступы, помогал ей с ними справиться и принимал её даже в таком разбитом состоянии, не обращая внимания на то, что сейчас его младшая сестра почти ничего не могла сама. Единственным, что получалось у неё как нельзя лучше, оставалась возможность испачкать временем чужую одежду. Но и это её брат принимал тоже.
— Когда это кончится?
Уставшая, ослабленная и не имеющая сил даже продолжать бороться, Сирона задавала Имлериту вопросы, на которые он не мог ответить. Вслушиваясь в её тихий, ослабевший голос, он очень хотел сказать «скоро» или даже «сейчас», однако её состояние говорило о том, что случится это далеко не сейчас и не скоро. Ему не хотелось разочаровывать её так же сильно, как и врать ей, да и невозможно было сказать «я не знаю», глядя в её полуприкрытые глаза, смотревшие на него с такой надеждой. Она больше не хотела бороться, но всё ещё верила, что у него получится её спасти. Или, может быть, хотела верить в это, чтобы не сдаться.
— Скоро, — он устало улыбнулся и вытер испачканную во времени руку о мягкое влажное полотенце, затем стирая его и с её лица, убирая в сторону её длинные, мешающиеся волосы, помогая ей вновь удобно устроиться на кровати. — Очень скоро, Сирона, я обещаю.
Она улыбнулась в ответ и закрыла глаза. Её брат, её любимый старший брат ещё никогда на её памяти не нарушал своих обещаний. Он обещал, что это очень скоро закончится и она, медленно проваливаясь в нездоровый, неправильный сон, верила в это его обещание, всё ещё цепляясь за его ладонь, засыпая с мыслью о том, что это очень скоро закончится.
Лорд Заточения чувствовал это и мог только надеяться, что на этот раз его слова не окажутся пустыми. Он собирался сделать всё, чтобы они таковыми не оказались.
— Я тоже хочу помочь.
Нитраль, всё это время стоявший в тени платяного шкафа у окна, наконец-то сделал шаг вперед. Ему было разрешено здесь остаться, но он понятия не имел, есть ли у него хоть какое-то право беспокоить Леди-Командора тогда, когда она находится в критическом состоянии. Он наблюдал за ней, ждал, пока процедура её лечения будет закончена, и эти наблюдения наконец-то показали ему, насколько тяжелой была болезнь и с каким трудом держалась его мать.
Его мать. Господин Зверств всё ещё не привык к этому термину, но осознавал, что именно таким он должен быть. Она была его матерью, пусть у него не было никакой возможности ни пообщаться с ней, ни запомнить её имя.