- Ты рассказала ему?
- Да,- твёрдо ответила она.
- Хорошо.
- Что?- удивилась девушка,- Ты не будешь меня ругать за то, что я рассказала ему всё?- её брови удивлённо взмыли вверх, она не ожидала такой реакции от дяди, как минимум, она ждала нотаций и воспитательных речей, а это было совсем не то, к чему она приготовилась, и несмотря на это, данная реакция казалась ей почему-то как раз-таки верной.
- За что ругать, за правду? Он заслуживает её, пусть она и нелегка для него и для меня, но всё же это правда, которую он должен знать, я всегда боялся рассказать ему ее, в детстве истории о власти захватывали его, он в них верил, ложь росла с каждым годом, столетием и мне не хватало отваги для того, чтобы показать ему правду после стольких лет лжи. Ложь- удивительная штука, моя дорогая, она может как возродить, так и уничтожить, с ложью играть нельзя, она как наркотик, с каждым разом всё больше увеличиваешь дозу и уже больше не можешь от неё отказаться- тихо произнёс Люцифер, продолжая гладить цербера по толстой шкуре.
- Я поражена, ты раньше не был таким.
- Я стал много думать в последнее время,- безразлично бросил он.
Сати села рядом с ним на ступеньку и погладила одного из церберов по трём головам, произнося:
- Лапочки.
- Да, они милые,- согласился Люцифер,- одни из немногих, которых мы можем держать как домашних питомцев,- он замолчал, а затем неуверенно произнёс,- До того, как ты появилась здесь, я думал, что именно Ариман будет моим последователем, ему я и готовил трон, обучал его специально, не как тебя, ему была уготована судьба Владыки ада, как я считал, а значит он и должен был прославлять ад. Я знал, что если он будет изредка посещать человеческий мир, то желание жить в нём исчезнет, не появившись. К тому же, я всегда следил за ним через зеркало. В последнее время я этого не делаю, надоело изрядно. Но я просчитал всё до мельчайших деталей, показал ему мир с такой стороны, с какой должен был показать для того, чтобы укрепить мою словесную ненависть к земному миру. С ним было гораздо легче, чем с тобой, он верил каждому моему слову, он боготворил меня, а ты всегда шла наперекор, хотела всё увидеть воочию, ты никому никогда не верила, пока не проверишь, впрочем, была, как и твой отец по характеру. Единственное, что мне удалось- воспитать из Аримана копию себя, только сейчас я жалею об этом,- задумчиво промолвил он, опуская руку всё глубже в шерсть, прочёсывая её насквозь, так, что казалось, будто он проникает под шкуру церберу, вытянувшему голову вверх на фут от удовольствия,- я жалею о некоторых своих поступках, хотя и нахожу им оправдание. Ариман- одна из моих самых больших ошибок молодости, и она непростительна. Я сейчас прокручиваю у себя в голове, какой была бы его жизнь, каким бы он мог быть. Вы познакомились, когда я уже сделал его похожим на себя, но ты не видела, какой он был раньше: добрый, честный, порядочный, он боялся причинить боль даже насекомому, тянулся к земным, в нём не было этой агрессии и озлобленности, он был счастливым мальчиком, пока я не захотел сделать его сильным. Оказывается, сила заключается не в том, что ты можешь побить другого до полусмерти или сказать пару слов, которые навсегда разрушат его жизнь. Сила в том, что ты можешь сказать слова поддержки человеку, который разочаровался в жизни, сила в том, что ты борешься с самим собой, в том, что ты не будешь сломлен трудностями, когда они настигнут, ты не обозлишься на весь мир, а наоборот постараешься сделать так, чтобы твоим близким жилось хорошо, в том, что когда тебе сделают больно, ты поднимешь голову и улыбнёшься так, что никто не заметит твоей боли. Сила в жертвенности, доброте, силе воли и духа, духовно богатых мыслях, лишённых злых помыслов. Сатаниэна, я хочу попросить тебя об одном,- ни с того ни с сего проговорил Люцифер, безразличие с его лица тут же исчезло и трудно сказать, было ли оно наигранным, или же нет, но сейчас лицо Владыки выражало озабоченность,- Поддержи Аримана, ему трудно сейчас, его прежний мир разрушается, как карточный домик, и он нуждается в поддержке.
- Конечно, я обещаю- ответила она, в последний раз погладив церберов, и встала с мраморных ступеней.
Ариман подпёр одну из стен Пандемониума, на его глазах навернулись слёзы, он слышал всё, что только что сказал Люцифер. Слова Владыки, которому он так был верен, ранили его, словно нож, глубоко в сердце. Люцифер тоже поднялся со ступеней, уводя за собой церберов. Теперь у дверей Пандемониума не осталось ни души, а слёзы всё катились по щекам Аримана, его реальность была разрушена, он потерял веру, ему было невыносимо обидно и больно. Он сжал себя руками, чтобы остановить эту боль, исходившую из ниоткуда, но легче не становилось, слёзы не останавливались, он столько лет верил, как оказалось, в ложь, которая стала смыслом жизни, главной его целью, а сейчас ему не во что было верить, его разрушили, уничтожив значимость слов Люцифера. Мальчик, специально созданный жестоким и злым, теперь на глазах ломался. Игрушки часто ломаются, когда хозяева с ними наиграются и бросают их, они поначалу просто лежат в стороне, к ним никто не прикасается, все проходят мимо, а затем, когда хозяева понимают, что их игрушку уже не починить, её выбрасывают, вот так просто.
Вдруг Сати вновь вышла из дверей главного входа Пандемониума и услышала всхлипы, она тут же посмотрела вправо, влево и увидела Аримана, прислонившегося к стене, он плакал. Она подошла к нему близко-близко.
- Ариман, не плачь, не плачь!- умоляла она его, дотрагиваясь до покрытой слезами щеки, но горькие слёзы скользили по лицу, а отчаянье всё сильнее было заметно в его тёмных глазах, они были испуганными и потерянными.
- Я слышал ваш разговор, ОН сказал, что всё рассчитал, он специально сделал меня таким!- сквозь слёзы со злостью в голосе проговорил Ариман.
- Ариман, но ты не стал таким, как он, ты гораздо лучше, ты никогда бы не смог стать ИМ!
- Нет, Сати, я сгнил изнутри, во мне нет ничего ценного, лишь остатки, которые ему не удалось умертвить во мне!- продолжал парень, не успокаиваясь,- Внутри меня дьявольский огонь, его ничем не потушить!
- Всё будет хорошо, Ариман,- сказала Сатаниэна, обнимая его за плечи, успокаивая. От её прикосновений его напряжение начало спадать, и вскоре он разжал руки и безвольно опустил их, словно плети, в глазах до сих пор была боль, но слёзы прекратились, а дыхание мало-помалу восстанавливалось. Сати воспользовалась моментом и схватила его за руку, покрутив в руках кулон. Адские просторы вмиг исчезли, а вместо них предстала их квартира. Ариман негодующе посмотрел на Сати, а она только отвела его в спальню и проговорила заботливо, как сестра:
- Сегодня был тяжёлый день, тебе необходимо поспать, братик. Знай, что я всегда буду с тобой, Ариман, я не отвернусь от тебя, буду помогать тебе бороться с самим собой, и не думай, что не сумеешь- я верю в тебя, и ты верь, вера- удивительная вещь, она заставляет людей совершать невозможное.
Ариман остановился у двери своей спальни и удивлённо посмотрел на Сати, будто хотел что-то сказать, но потом покрутил головой, будто убеждал себя в чём-то, и захлопнул за собой дверь. А Сати прошептала про себя: « Мы будем бороться, вместе».
Глава одиннадцатая.
Дорога судьбы.
Разорвите цепи, сковывающие ваши мысли, и вы разорвёте оковы, сдерживающие ваше тело…
Ричард Бах. Чайка по имени Джонатан Ливингстон.
«Всё так сложно и неопределенно, впервые столкнувшись с неизвестным, я не знаю, как выпутаться, ведь я не могу поддаться, я дала слово!"- думала про себя Сати, на душе было тяжело, её тревожило столько вопросов и так же много ужасающих ответов.
За окнами шумел ветер, небо по-прежнему оставалось свинцовым, облака исчезли, солнце скрылось за горизонтом. Лишь тонкие лучики света проникали в комнату через огромные окна, которые, к тому же были открыты настежь, так что по дому свободно гулял сквозняк, то закручивая шторы в узлы, то вздымая их к потолку, то отпуская и наоборот втягивая их в открытые окна.
Настроение Сати было таким же мрачным и полностью соответствовало погоде. Ей просто необходимо было пройтись, чтобы прохладный ветер развеял грустные мысли, как сейчас он кружит листья по влажной земле, разбрасывая этих угрюмых странников по всему миру. Она наблюдала, как ветер задорно играет с листьями, словно ребёнок, кружит их в вальсе, подбрасывая вверх, к небу, направляя прямо, словно самолётики.