Ближе к вечеру мы начали оглядываться в поисках подходящего места для ночлега, но эти поиски обещали затянуться. Дорога все еще резко поднималась вверх, а по обе стороны от нее были разбросаны громадные валуны, темные от моросящего дождя, смешанного с крупными хлопьями липкого снега. Понимая, что через час на землю опустится непроглядная тьма и станет совсем ничего не видно, Ребекка решительно остановила нас с Беониром, все еще высматривавших свободную от камней площадку, и начала двигать валуны, расчищая пространство. Под этими камнями не росла трава, а лишь чавкала непромерзшая грязь. Но выбирать не приходилось. Мы расчистили небольшой пятачок земли и разожгли костер, используя драгоценное топливо, с таким трудом принесенное сюда.
Ночью мы по очереди вставали, дабы подбросить в огонь сучьев: темное время суток оказалось чрезвычайно холодным, и тепла наших плащей было недостаточно даже для крошки Мифрил, клубочком свернувшейся под ворохом наваленных на нее одежек. Ветер выл и свистел на все лады, выкрикивая что-то неразборчивое, сильно смахивающее на угрозы. Судя по всему, он всерьез вознамерился не пустить нас на перевал, навечно похоронив среди камней и снега. Но в ответ я лишь упрямо стискивала зубы, готовая бороться с чем угодно: с ветром, холодом, мраком. Я не собиралась сдаваться!
Утро не принесло никаких улучшений. Небо постепенно наливалось тревожным красным светом, предвещающим приближение бурана, но мы не могли судить об этом точно из-за низко висящих облаков, беспрестанно изливавших на головы невыспавшихся и продрогших путников все новые порции влаги, смешанной со снегом. Завтракали молча, ибо резкий переход из теплой ранней осени в горный холод остудил наш пыл и не способствовал созданию хорошего настроения. Вскинув на плечи свои изрядно отощавшие мешки, мы продолжили восхождение.
Уже во второй половине дня обнаружилось, что тропа впереди завалена огромными базальтовыми обломками, а менее крутым подъем так и не становился. Тоскливо оглядев ожидавший нас путь, мы начали упрямо карабкаться на горную кручу, верхушка которой, кажется, упиралась в самые облака.
Мне все-таки пришлось пересадить Мифрил к себе за спину, дабы освободить руки и иметь возможность хвататься за обледенелые, скользкие камни. Но при этом я с затаенной гордостью ощущала, что маленькая мантикора не испытывает никакого страха, доверяя мне всецело и безоговорочно. Крепко вцепившись когтями в мою сумку и плащ, Мифрил не издавала ни одного протестующего звука, хотя тряска вряд ли пришлась ей по душе. Карабкаясь через перевал, я углубилась в свои мысли, мало обращая внимания на то, куда и как я ставлю руки и ноги, вдруг ставшие неловкими и ненадежными.
Терзаемая вполне обоснованными сомнениями относительно дальнейших намерений упущенной гхалии, я не заметила, что громадный валун, на который мы сейчас взбирались, порос старым мхом, размокшим и осклизлым от дождя и снега. Я слишком поздно осознала случившееся. Попыталась было удержать равновесие, но ноги соскользнули вниз. Меня отбросило назад, к уже преодоленным камням. Чисто инстинктивно я завалилась на бок, спасая крылья и позвоночник от удара. При этом моя левая нога неестественно выгнулась, но хруста кости я не услышала… Упав головой на самый нижний из камней, я ощутила острую вспышку боли и потеряла сознание.
Мой разум порхал на границе бытия и небытия, уподобившись легкокрылому мотыльку, летящему туда, куда подует ветер, или бестелесному духу. Не знаю, впала ли я в бред… Возможно, это был один из тех снов, опасаться которых мне настоятельно советовала эльфийская принцесса Лорейна. Она понимала, именно через сны к нам и приходит то жестокое прошлое, которое уже не изменить, и коварное будущее, требующее от нас слишком многого: жертв, уступок, подвигов, отречения от личного счастья во имя коллективного блага…
Во сне я увидела улицы прекрасного города, залитого яркими лучами дневного светила. Я узнавала и не узнавала Блентайр, утопающий в ликовании зимних праздников, окутанный пушистой снеговой шубой, украшенный сплетением заиндевевших ветвей деревьев. Да, это точно была эльфийская столица: во всей своей красе, на фоне густо-синего неба и розоватых снегов. Где еще можно найти такое бесподобное смешение архитектурных стилей и причудливых декоративных элементов? Рыже-коричневые островерхие храмы соседствуют с белотелыми дворянскими особняками; чугунные, все в завитушках, нарядные балконы — с хрустальной гладью окон строгой формы. Тут царят тишина, умиротворение и благодать. Да, этот сказочный мир чист, как его собственное отражение в замерзшем озере…