Однажды Дэвид Мерридит превратится в усталого старика. Сохранит ли он свою красоту? Или подурнеет, как его тетка? А может, как его отец, станет вспыльчивым старым мерзавцем, снедаемым виной и злобой? Так ее отец говорил об отце Дэвида Мерридита. Негодяй, которого пожирает затаенная ненависть.
Мэри помнила их последнюю встречу перед тем, как Дэвид уехал в Оксфорд, в Новый колледж. (Стоит ли говорить, что Новый колледж был никакой не новый.) Его отец с Томми Джонсом на день отбыли в Клифден. Дома не осталось никого. Он был в их распоряжении. Она выкупалась, переоделась в чистое, повязала волосы лентой. Она шагала по алее к Кингскорт-Мэнор, и ей казалось, будто желания ее вьются перед ней, точно птичья стая. Она старательно вспоминала карту Ирландии, дорогу из Голуэя в Дублин, повороты, объезды и достопримечательности, которыми можно насладиться по пути.
Дверь ей открыл сам Дэвид Мерридит. Он только вернулся от портного из Голуэя, и костюм переменил его до неузнаваемости. Академическая шапочка, длинная черная мантия, кремовый галстук-бабочка, изумрудный жилет с фарфоровыми пуговицами. Такая одежда называется «парадной». Казалось, все в его жизни непременно имеет название.
— Я сегодня не хочу гулять, Мэри.
— А поцеловать меня хочешь?
— С удовольствием. Но лучше не стоит.
— Не сумеешь себя воздержать?
— Что?
— Ты вулкан кипящих страстей. Я знаю.
Он коснулся ее лица, погладил по скуле.
— Я бы никогда не сумел причинить тебе зло, Мэри.
Она поцеловала кончики его пальцев. Она видела, как он волнуется.
— Что в этом плохого, если мы любим друг друга? Мы будем осторожными.
— Осторожными?
Она медленно провела губами по краешку его губ — так, как ему нравилось.
— Я знаю, как быть осторожной. Все будет хорошо. Не бойся.
Но он отстранился, бледный от волнения, и медленно, точно во сне, пересек комнату. Открыл крышку рояля. Закрыл. Стал передвигать украшения на буфете.
— Что случилось?
Над его головой вилась пчела. Он отмахнулся от нее.
— Мы с тобой давно знаем друг друга, правда, Мэри.
— С тысяча триста восемьдесят второго года, — пошутила она, но он не засмеялся. — Что с тобой, Дэвид? В чем дело?
— Отец сказал: «Чтобы я больше тебя с ней не видел».
— Почему?
— Сказал, таков мой долг.
— Какое отношение долг имеет к нашей дружбе?
— Ты не понимаешь. Он говорит, это мой долг. А если я не соглашусь, он вышлет твою семью.
— Никуда он нас не вышлет, — сердито ответила Мэри. — Мы Дуэйны.
— Что это значит?
— Предки моего отца тысячи лет жили на этой земле. И если твой отец хотя бы заикнется о таком, его самого вышлют.
— Он может выслать вас, если захочет, — тихо возразил Дэвид Мерридит. — Он может выслать вас хоть завтра утром. Но дело не только в этом.
— Ав чем?
— Сказать мне об этом его попросил т-твой отец.
От изумления она лишилась дара речи.
— Кажется, он считает, что все это… несправедливо. Если взглянуть на ситуацию в целом. Мэри, ты меня слушаешь?
— Ты говорил, важно лишь то, чего хотим мы с тобой.
— Да. Да. Но если честно…
— Так ты передумал? Ты сам не верил в то, что говорил? Все то множество раз, когда ты говорил мне это?
— Я думаю, Мэри… если взглянуть на ситуацию в целом…
Она думала о пчелах, вонзающих жало в плоть. Ужалив тебя, пчела умирает. Ужалить можно только раз.
— Вот, возьми, пожалуйста.
Он достал из кармана жилета с фарфоровыми пуговками пригоршню черноватых полукрон и протянул ей. По его лицу текли слезы.
Она ударила его — в первый и последний раз; она в жизни никого никогда не била, ни прежде, ни потом. Он стоял, как статуя, она била его по лицу, осыпала его пощечинами, не говоря ни слова. Она сама не помнила, долго ли била его. Будь у нее нож, она прикончила бы его. Перерезала бы ему горло, как мясник быку.
Она до сих пор цепенела, вспоминая об этом. Вспоминая, как набросилась на него.
Ее ошеломило даже не то, что она надавала ему пощечин. А то, что он не защищался.
Правила есть правила, даже в драке.
Глава 10
АНГЕЛЫ
Восьмой день нашего путешествия, в который добросердечный капитан заводит опасное знакомство (но поймет это слишком поздно)
Понедельник, 15 ноября 1847 года
Осталось плыть 18 дней
Долгота: 26°53.11’W. Шир.: 50°31.32’N. Настоящее поясное время по Гринвичу: 00.57 утра (16 ноября). Судовое время: 11.09. пополудни (15 ноября). Напр. и скор, ветра: N.O. 47°, 5 узлов. Море: бурное. Курс: S.W. 225°. Наблюдения и осадки: сильный шторм. С самого восхода сильные кратковременные дожди со снегом. Сегодня пошла вторая неделя, как мы отплыли из Кова.
В этот ужасный день умерли четырнадцать пассажиров третьего класса: всего с начала плавания скончались тридцать шесть пассажиров, тела их по обычаю были преданы морю. Из умерших четверо дети, один прожил на земле всего двадцать одни сутки. Пятнадцатый пассажир, рыбак из Линона, чей брат вчера отошел к Иисусу, лишился рассудка и покончил с собой, выбросившись за борт.
Да смилуется над их душами Господь во асепро щении Своем.
В изоляторе восемь человек, предположительно тиф. У одного подозревают холеру.
Сегодня из клетки на верхней палубе похитили поросенка. Несомненно, пассажиры первого класса переживут утрату сего мяса. Однако ж я распорядился впредь выставлять возле клеток охрану.
В сумерках я прогуливался по палубе подле полубака, обуянный унынием. Любые смерти тяжело сносить, а смерти молодых особенно, тем более детей: сие представляется сущей насмешкой над жизнью. Признаться, в столь мучительные минуты поневоле уверуешь, что миром правит зло.
По вкоренившейся за долгие годы привычке я пытался в раздумчивом молчании творить молитвы, как вдруг увидел одного из трюмных пассажиров: сраженный морской болезнью, он стоял на четвереньках подле решетки первого класса. Субъект прелюбопытный и примечательный, однако подчас ведет себя странно. По ночам любит прохаживаться по кораблю, хотя искалеченная нога чинит ему немалое беспокойство; прочие пассажиры прозвали его Призраком.
Завидев меня, бедолага стремительно поднялся, подошел к лееру, высунулся за малым не по пояс и изверг свой ужин в море: положение его было самое плачевное. Я дал ему пинту пресной воды, бывшую у меня во фляжке, и благодарность его не знала предела: сторонний наблюдатель заключил бы, что я напоил несчастного лучшим шампанским. В жизни не встречал более приятного человека, пусть и странного на вид (особенно удивительна его шевелюра).
Он признал, что по телоустроению своему с трудом переносит тяготы путешествия, поскольку прежде не бывал в открытом море. Отец его рыбак из ирландского графства Голуэй, однако никогда не удалялся от суши, не имея в том потребности, поскольку море в тех краях изобилует рыбой и ракообразными. Тамошние обитатели, добавил этот занятный субъект, прозвали его отца «рыбаком, который ни разу не был в море». Я засмеялся. Следом за мной засмеялся и он, и лицо его прояснело.
Мы побеседовали о погодных условиях, о том и сем, держался он прелюбезно, ничуть не угрюмо, вопреки тому, что о нем говорят; английский выговор его мелодичен и приятен. Я попросил научить меня кое-каким словам на его родном языке, к примеру, «доброе утро, сэр», «желаю вам хорошего дня, мадам», «море», «земля» и некоторым другим обыденным понятиям. Я записал их со слуха, поскольку желал знать несколько фраз на этом языке, чтобы уметь в знак дружества сказать их пассажирам и тем самым вселить в них покой. Awbashe и тигга — так называется море. Glumree значит волны. Jee-ah gwitch— здравствуйте. А вот слов, обозначающих землю, у них великое множество, в зависимости от того, о какой земле речь[25]. Tear — одно из таких названий (произносится «тиа», в рифму с английским year). Tear mahurr — «земля моего отца». Ои достал из кармана пальто пригоршню земли из Коннемары, с надела, принадлежащего отцу, и показал мне. «Tear mahurr Connermawra», — отважился выговорить я, и он улыбнулся. Он взял ее с собой на удачу. Я нашел этот обычай весьма трогательным и пожелал, чтобы земля и впрямь принесла удачу (хотя лучше все же полагаться на молитву, а не на амулеты).
25
Aibiis: море (архаичная форма, от английского an abyss — пучина). Muir или тога: море (на староирландском). Glumraidh: жадные, всепоглощающие, могучие волны. Dia Duit: приветствие, «да пребудет с вами Бог». О словах, обозначающих землю, Малви не солгал. Гэльский удивительно лаконичный и точный язык. (Так, например, rodach — ирландское слово, обозначающее водоросли, которые вырастают на дереве под водою.) Следующим списком вариаций слова «земля», несомненно, исчерпывающим, мы обязаны любезности мистера Джеймса Кларенса Мангана из Государственной службы съемок в Дублине и учености его коллег, господ О’Карри, О’Дэли и О’Донована. (Порой они расходились во мнениях о правильности произношения или написания.) Abar: болотистая земля. Лг: вспаханная земля. ВапЬ: земля, которую не пахали год. ЯапЬа: мифическое название Ирландии. Bard: огороженное пастбище. Brug: земельный надел. Ceapach: земля распаханная или под паром. Dabach: земельный участок. Fonn: земля. Ithla: территория. Iomaire: горный хребет. Lann: огороженный участок земли. Leanna: луг или поле под паром. Macha: пахотная земля, поле. Murmhagh: земля, которую затапливает море. Oitir: низкий мыс. Roi: равнина. Riasg: болото или топкий участок, поросший вереском. Sescenn: заболоченная земля. Srath: луг или низина вдоль берега реки или озера. Tir: земля, суша (в противопоставление морю), страна (Тiг па nOg — мифическая страна вечной молодости, рай). Fiadhair — шотландско-гэльское слово, обозначающее невозделанную землю или землю под паром. Fiadhair — ирландское прилагательное, обозначающее «человека дикого или неотесанного». — Г.Г.Д.