— Ты имеешь в виду, как твой муж.
— Я этого не говорила. Но он и правда хорошо рисует.
— Лучше, чем я пишу?
— Это нечестно, Грантли.
— А что тогда честно? То, что мы вынуждены встречаться, как воры?
— Почему бы тебе не довольствоваться тем, что есть, глупый? Давай вернемся в кровать.
Но возвращаться в кровать ему не хотелось. Словно она оскопила его этим критическим отзывом. А может, дело в том, что он впервые с детских лет обнаружил перед кем-то свою потребность в признании. Эта размолвка отравила остаток вечера. И в ресторане, и после его выступления они почти не говорили. И даже когда он провожал ее на полуночный поезд до Кингстауна, ссора чувствовалась между ними, точно невысказанный грех. На прощание они сдержанно пожали друг другу руки, как всегда на людях, но Диксону показалось, что рукопожатие получилось сдержаннее обычного. И лишь когда поезд отошел, Диксон понял, что должен был извиниться перед Лорой.
Он вознамерился доказать, что она ошибается и его рассказы вовсе не такие, как она полагает. Ведь Лора могла полюбить только художника: любой, кто ее знает, это подтвердит. Быть может, она сама этого не сознает, но однажды поймет Диксону не хотелось думать, что тогда будет.
Ему отказали везде, куда он обращался. Чересчур длинно, чересчур кратко, чересчур серьезно, чересчур легковесно. Рассказы неправдоподобные. Персонажи ненатуральные. И, словно в насмешку, по пути на последнюю встречу он увидел на Оксфорд-стрит этого идиота Диккенса: тот приподнимал цилиндр, точно победоносный генерал среди плебеев. К нему подбегали, жали руку, будто он герой, а вовсе не шарлатан, этот неподражаемый шпрехшталмейстер «Очерков Боза», придумщик бидлов, сирот во вкусе Харроу-роуд[40] и евреев с орлиным носом. На что только не клюнет публика: жалкое зрелище! «Сэр, пожалуйста. Мы хотим продолжения».
С издателем Томасом Ньюби Диксон познакомился на очередном литературном вечере у Лоры. Ньюби показался ему человеком мыслящим и благоразумным, вдобавок все знали, что книги он при желании публикует споро. Но издательство маленькое и много не заплатит. Однако Диксон рассудил, что надо с чего-то начинать. Он и не подозревал, что его вновь поджидает разочарование.
— Я не утверждаю, что рассказы ваши дурны: вовсе нет, мой дорогой Грантли. У вас на диво живой слог. Но, к сожалению, сочинения ваши похожи на проповедь. А это вещь нестерпимая. Все эти рассуждения о Пате и его бедном осле. Для газеты — отлично. От газеты именно этого и ждешь. Однако же для беллетристики этого мало. Читателю нужно совсем другое.
— Что же?
— Ему хочется с головой окунуться в старую добрую увлекательную историю. То, что вы тут пишете, вгонит его в уныние. Взять хотя бы этого моего малого, Троллопа. Вы читали его «Макдермотов из Балликлорэна»? Он пишет о нищете, но не в лоб.
— Не всем же быть Троллопами, — отрезал Диксон.
— Я человек деловой, — парировал Ньюби. — И не могу рассуждать иначе.
Диксон взял со стола книгу, прочел надпись на золоченом корешке. «Шестнадцать лет в Вест-Индии, сочинение подполковника Кападоуса. Том второй».
— Что не так?
— Разве это все, на что вы способны, Том?
— Между прочим, книжица преинтересная. Если хотите знать мое мнение, вам бы тоже не мешало написать что-нибудь в этом роде. Отказаться от беллетристики, живописать действительность.
— Действительность?
— Впечатления об Изумрудном острове. Озера в тумане. Веселые свинопасы с неожиданно мудрыми рассуждениями. Прибавьте к этому несколько смазливых девиц. Для вас это сущие пустяки. Отчего бы вам не написать что-то в этом духе?
— Вы же знаете, что в Ирландии сейчас голод?
— Если угодно, я с радостью перечислю ваш гонорар в фонд помощи голодающим.
Диксон вытащил из секретера новый том и с содроганием прочитал заглавие: «Круиз великого паши по Нилу на яхте вице-короля Египта».
— Людям хочется убежать от действительности, — негромко прокомментировал Ньюби. — Не судите их строго, голубчик. Это всего лишь книга.
Диксон понимал, что издатель прав. Он почти всегда оказывался прав. И это раздражало едва ли не больше всего.
— Кстати о бегстве в блаженные края сорока на хвосте принесла, что вы возвращаетесь в колонии.
— Сначала я на несколько дней еду в Дублин.
— А. Значит, увидите la belle dame taru тега?[41]
Интересно, что Ньюби знает или слышал, подумал Диксон. Ведь тот обычно в курсе всех дел.
— Может, да. Может, нет.
— Мне говорили, на прошлой неделе она была в Дублине.
— Правда?
— Кажется, прощалась с отцом. Прежде чем отправиться в Америку разбивать сердца. Да и денег наверняка просила, в этом можно не сомневаться.
— Что вы имеете в виду?
— В городе поговаривают, что благородный Мерридит банкрот. Голод его разорил. Его даже хотели арестовать. Без денежек ее палочки сидеть бы милорду в долговой яме. — Ньюби глубоко вздохнул и потер крупный нос. — Чертовски жаль Лору. Редкая женщина. Теперь, когда она уехала, я, признаться, очень по ней скучаю.
— Если вдруг встречу ее в Дублине, передам от вас поклон.
Издатель кивнул и вручил ему стопку книг.
— И это ей тоже передайте, хорошо? Истории о страсти среди развалин. — Он пристально посмотрел на Диксона и лукаво улыбнулся. — Мне говорили, Лора любит романтику.
Диксон почувствовал, что шею его заливает краска. Скользнул взглядом по верхней книге из стопки.
— Толковый автор? Быть может, я напишу рецензию.
— Для дам, мой милый. Викарий с севера. Что же до его достоинств, я не то чтобы в них убежден. Тираж всего двести пятьдесят экземпляров.
Двести пятьдесят экземпляров, небрежно произнес Ньюби. Да Диксон бы за такое отдал руку.
— Так-таки не возьмете рассказы? Даже если я отредактирую их?
Ньюби покачал головой.
— А роман? Он у вас целый год лежит.
— И рад бы. Да не могу. Верьте слову, не могу. Не по нашей части, и все тут. Попробуйте показать его Чепмену и Холлу. Вдруг повезет.
— Том. — Диксон рассмеялся и сказал откровенно, как мужчина мужчине: — Дело в том, что я сглупил. Если угодно, ошибся в суждениях.
— В каком смысле?
— Я уже всем рассказал, что роман выйдет в новом году.
— Ах вот оно что. Да. Я слышал, что вы говорили об этом.
Диксон смотрел на него.
— Кажется, Лора кому-то об этом обмолвилась, когда приезжала на прошлой неделе. «Сияя от гордости» за ваш успех: так мне передали.
Окно в кабинете дребезжало от ветра. Диксон уставился на лежащий на полу потертый ковер с узором из корон и единорогов. Служанка принесла и унесла поднос с чашками кофе. Когда Диксон наконец поднял взгляд, Ньюби отвел глаза.
— Грантли, надеюсь, я могу говорить с вами как друг. Умоляю, будьте осторожны. Мерридит не дурак. Он притворяется, когда ему нужно, но я бы не обманывался на его счет.
Ньюби засмеялся, негромко и отчего-то угрюмо.
— Их этому учат, знаете ли, пансионах. Как притворяться жизнерадостным идиотом, одновременно смыкая руки на горле жертвы Сами все «старина» да «приятно, приятно». Но готовы перебить пол Индии, лишь бы обеспечить себя чаем.
— Порой я жалею, что ее повстречал. Без нее жизнь была бы куда проще.
Его старший товарищ поднялся из-за стола и протянул Диксону руку.
— А я жалею, что не могу опубликовать ваш роман. Хотя мне и правда не стоит этого делать.
— Быть может, вы подскажете мне, к кому обратиться?
— Как сказать… Много званых, брат, да мало избранных[42]. Присылайте мне ваши заметки, я посмотрю. «Американец в Ирландии». Что-нибудь в этом роде. Вот. Взгляните. Эту тоже возьмите.
Это были «Вечера рабочего человека» Джона Овер-са с предисловием его друга и наставника Чарльза Диккенса.
40
По-видимому, речь идет о литературном салоне Уильяма Эйнсуорта (1805–1882), автора многочисленных исторических романов.