— М-м. Ладно. Хотя сам я в этом не уверен. — Мерридит смущенно рыгнул. — Что ж, на безрыбье и рак рыба.
Он наполнил бокалы, достал сигару из нагрудного кармана, постучал ею по обтянутому ярко-зеленым сукном столу. Диксон решил было, что Мерридит уже ничего ему не скажет. И подумал, не заговорить ли первым. Быть может, в Англии принято, чтобы прелюбодей заводил беседу с обманутым мужем. В Англии много загадочных правил. Даже у адюльтера здесь своя логика.
— Мерридит, вы писали, что у вас есть причина искать встречи со мною. Вы желали обсудить важный вопрос.
Лорд Кингскорт обернулся к нему, безмятежно улыбнулся, хотя глаза у него были усталые, в красных прожилках.
— М-м?
— Я о вашей записке.
— Ах да. Извините. Отвлекся.
Он достал из кармана книгу, положил на стол.
— Вы забыли ее в баре. Вчера вечером. Когда уходили. Вот я и решил, что вам будет приятно получить ее обратно.
Он раскрыл обложку и взял с фронтисписа сложенную банкноту, служившую ему закладкой.
ГРОЗОВОЙ ПЕРЕВАЛ
сочинение Эллис Белл
издательство «Т. К. Ньюби и Ко».
1847 год
— Блудная книга возвращается к своему хозяину, — процедил он сквозь зубы, выпуская изо рта густой сизый дым.
— Вы только за этим хотели встретиться? Чтобы отдать мне книгу?
Мерридит равнодушно пожал плечами.
— За чем же еще?
— Оставьте ее себе.
— Не хочу лишать вас эстетического удовольствия, старина.
— Я уже прочитал.
— М-м. Я тоже. — Кингскорт серагию кивнул, убрал книгу в карман. — За один присест прочел до половины. Вчера вечером. Несколько раз чуть не прослезился. А потом так разволновался, что не сумел заснуть. Просидел почти до рассвета, дочитал до конца. Талантливый малый этот Белл, не так ли. Мрак и прочее. Необъяснимо. Так притирает слова друг к другу, что искры летят.
— Что вы имеете в виду?
Диксон смотрел на него с изумленным любопыт ством.
— Лишь то, что книга великолепна. Вы не находите? Я не особо сведущ в литературе, но это, черт возьми, гениальный роман. — Он сделал большой глоток, вытер губы рукавом. — Боже мой, он… нет, я вовсе не утверждаю, что все критики со мной согласятся. Пожалуй, что и нет, завистливые плуты. У них-то самих не вышло, вот они и злобствуют. Не все, конечно, но вам, несомненно, знаком этот тип. Но заметят книгу обязательно, в Лондоне — все критики до единого. Да и в Нью-Йорке, коли на то пошло.
Мерридит, не мигая, смотрел на Диксона поверх бокала. Медленно поставил бокал на стоя, затянулся сигарой. Взял карты, принялся тасовать.
— Боже мой, эти камни. Эти пустоши. Наверняка Коннемара, хоть автор весьма хитроумно это скрыл. Коннемара, Йоркшир, всё бедные края. И еще кое-что. Универсальный философский дух. Сродни поэзии Китса. Не правда ли? Повторяющийся мотив пейзажа, который фактически действующее лицо — я имею в виду, как его характеризует автор.
Заурядный сочинитель довольствовался бы описанием, какой-нибудь пьяница с Граб-стрит[46], который выучился пользоваться словарем синонимов.
— Мерридит…
— Вы случайно с ним не знакомы? С талантливым мистером Беллом?
— Нет.
— Если вдруг наткнетесь на него, непременно скажите ему, что у него появился поклонник. Этого ведь нельзя исключить? Что вы встретите его в ваших литературных странствиях?
— Насколько мне известно, это псевдоним.
— Ага! Я так и думал, iп vino veritas. — Он засмеялся, стряхнул пепел с рукава. — Что ж, остается ждать, когда вы признаете собственное детище.
— Признаю?
— Я умею проигрывать. Беру свои слова обратно. — Лорд Кингскорт поставил бокал на стол, сжал правую ладонь Диксона. — Вы лучше, чем я о вас думал, мистер Белл. От души поздравляю. Вы творец. Все-таки.
— Мерридит…
Тот отрывисто засмеялся и покачал головой.
— Знаете, Диксон, я ведь всегда считал вас просто-напросто идиотом. Одним из тех дилетантов, которые стремятся во что бы то ни стало произвести впечатление на читателя заурядными рассказами и шаблонными статейками. Борзописцем, который пойдет на любую низость, лишь бы им восхищались, и ради этого готов описывать даже агонию умирающих. Теперь же — что ж, теперь я вижу, кто вы на самом деле. Пелена спала с моих глаз.
— Послушайте, Мерридит.
— И как проницательно вы описываете женскую душу. Разумеется, мы оба знаем. с кого списана ваша героиня. Вы изображаете ее с удивительной нежностью — по крайней мере, так мне показалось Вы поняли ее, как никто. Не возражаете, если я отдам ей книгу? Хотя вы, наверное, предпочитаете сделать это самостоятельно. Так она еще больше обрадуется.
— Мерридит, ради Бога, я не Эллис Беля.
— Да. — Лорд Кингскорт холодно улыбнулся. — Вы не Эллис Белл, не так ли?
Диксон почувствовал, что в лицо ему плеснули шампанским, хотя даже не заметил, как лорд Кингскорт поднял бокал. Глаза щипало, и когда Диксон наконец вытер лицо, увидел, что Мерридит стоит рядом, приложив салфетку к манжете. Лорд Кингскорт трясся от гнева, хотя и старался обуздать дрожь. Наконец он хрипло проговорил:
— Еще хоть раз приблизитесь к матери моих детей, и я перережу вам глотку. Вы поняли меня?
— Катитесь в ад. Если вас там примут.
— Куда-куда, мой милый?
— Ты слышал куда, ублюдок.
От удара Диксон рухнул на пол, забрызгав смокинг кровью и слюной. К ним подбежал старший стюард, но Мерридит его оттолкнул. Взял бокал Диксона и вылил на него остатки шампанского. Дрожащей рукой поставил бокал обратно на стол.
— Мой вам совет, маленький бвана. В следующий раз, садясь играть с дьяволом, убедитесь, что у вас хорошие карты.
И граф плюнул. Плюнул на своего врага. А его враг вытер плевок с лица.
Глава 15
ОТЕЦ И СЫН
Рассказ о том, что случилось утром на двенадцатый день путешествия; разговор лорда Кингскорта и Джонатана Мерридита; Малви приближается к своей ужасной цели
33°01’W, 50°05’N
07.45 утра
— Еще раз запнешься, и я тебя высеку. Выбирай. Итак, что такое слабый ветер?
Ухмыляющийся оскал клавиш рояля, пламя свечи отражается в блестящем черном дереве, пляшет, горит, из золотого становится жемчужным, танцует с отражением на черном рояле: копия. Подделка? Скелет величественного, некогда водившегося повсеместно Megalocerous Hibernicus, ирландского оленя, полые трубки рогов крылья грифона.
— Т-т-такой, при к-к-котором в-в-оенный к-к-ко-рабль в хорошем состоянии на всех п-п-парусах идет по с-с-покойному морю со с-с-коростью один или два узла, с-с-сэр.
Величественный и некогда водившийся повсеместно Дэниел Хэртон Эрард О’Коннелл смотрит холодно как выгравированный ворон. Правда? Мама?
— Правильно, Девид. А очень сильный ветер?
— Т-т-такой. при котором тот же к-к-орабль идет в к-к-крутой бейдевинд, сэр.
— Ураган? Быстро. И не заикайся.
— Папа, не надо. Папа, мне страшно.
Величественная челюсть в некогда водившейся повсеместно руке, скелетоподобный рот изрыгает пламя. Падает крышка рояля. Внутри грохочут кулаки. Пламя свечи тускнеет и с шипением гаснет.
46
Улица в Лондоне, где в XVIII веке селились преимущественно бедные писатели, зарабатывавшие на жизнь литературной поденщиной.