— Сэр?
— Я пришел к мысли, что эти благоглупости нужны, чтобы мы не боялись. Они убивают страх, который мог бы сплотить нас. Религии. Философии. Даже государства: они тоже ложь. Я так думаю.
Мерридит смутился.
— В каком смысле, сэр?
— Я имею в виду, внутри мы все похожи. Люди. Если проткнуть нас насквозь. — Он снова кивнул, сделал большой глоток бренди. — Разумеется, кроме французов. Эти дикари едят чеснок.
— Да, сэр.
Отец нахмурился.
— Я пошутил.
— Извините, сэр.
— И ты меня извини.
Он рассмеялся, коротко к горько.
— Признаться, порой мне кажется, что старый лягушатник прав. Свобода, равенство, братство и так далее. — Он обвел мрачную холодную комнату таким взглядом, точно она внушала ему омерзение. — Я бы не отказался от свободы. А ты? — В словах его сквозила насмешка, которой Дэвид Мерридит не понимал.
— Да, сэр. Я бы тоже не отказался.
— Ну конечно. Ну конечно. И я бы не отказался. Из глубины дедовых часов раздался звон: печальный усталый звук, точно хронометр кашлянул. Двигались тени. Шипело пламя. Крутился храповик, приспосабливаясь к своей тяжелой работе. Отец посмотрел на покоробленный коричневый потолок, потом на часы, потом на сына.
— О чем я тебе говорил, Дэвид?
— Вы говорили о смерти, сэр.
— Правда?
— Да, сэр. О битве за Балтимор.
Отец медленно продолжал:
— Чего я боялся. Еще больше. Чем этого… — Из глаз лорда Кингскорта полились слезы.
Мерридит перепугался так, словно отца вдруг послабило. Тот сидел неподвижно, уронив голову на грудь, левой рукой вцепившись в серебряный позумент, якобы украшавший подлокотник. Плечи лорда Кингскорта вздрагивали от беззвучных рыданий. Из груди рвались всхлипы, однако он старался одолеть дрожь. Слышно было, как он покряхтывает. Старик покачал головой. Он дышал прерывисто, с трудом, словно каждый вдох причиняет ему боль.
— Что… что с вами, сэр?
Лорд Кингскорт не поднял глаз на сына.
— Принести вам воды?
Ответа не последовало. Где-то лаяла собака — упрямое визгливое тявканье, слышался свист пастуха, подзывавшего пса. Лорд Кингскорт поднес ко лбу дрожащую ладонь, прикрыл ею глаза, точно стыдясь чего-то.
— Прости меня, Дэвид. Я сегодня не в духе.
— Ну что вы, отец. Чем я могу помочь?
— Твоя мать… была лучшим человеком на свете.
— Да, сэр.
— Сколько в ней было сострадания. Как она умела прощать. Я постоянно чувствую утрату. Как лишившийся конечности калека.
По щекам его вновь потекли слезы, но Мерридит боялся вымолвить хоть слово. Чтобы не расплакаться самому.
— Со временем ты узнаешь, Дэвид, что бывают хорошие дни и плохие дни. Разумеется, я был ее недостоин: она заслуживала гораздо большего. Я часто ее огорчал. Своей злостью и глупостью. Мне больно при мысли о том, сколько я потерял. Но не смей думать, что между нами не было любви.
— Как скажете, сэр.
— Потому что. В ту ночь в Балтиморе я боялся. Не просто боли, не телесной боли. А того, что я никогда. Не увижу тебя и твою мать. Особенно тебя. Не обниму. Моего единственного сына. Мне никогда не было так страшно.
Отец скорбно кривил рот.
— Это я тебя прошу. Пожалуйста, никогда не бойся обращаться ко мне в трудную минуту, пусть даже по пустякам. Никогда, Дэвид. Все можно преодолеть. Знай: ты не один. Обещаешь?
— Конечно, сэр.
— Пожми мою руку.
Мерридит подошел к отцу, сжал его протянутую безжизненную руку. Никогда в жизни отец не был ему так близок: этой нутряной, звериной близости он не чувствовал ни к кому. Отец плакал, как осиротевший мальчик, Дэвид Мерридит держал его за руку. Ему хотелось обнять отца, облечь его, как облекает броня, но он не решился, и миг был упущен. Может, так даже лучше. Отец не любит, когда к нему прикасаются.
Лорд Кингскорт вытер глаза, улыбнулся сдержанно и храбро.
— Значит, ты влюбился. Поворот из романов.
— Да, сэр. Похоже на то.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
Отец неожиданно захихикал, хлопнул его по плечу.
— Думаешь, твой старый злодей не знал этой хвори?
— Вовсе нет, сэр.
— Знал. Еще как. Не всегда же я был такой развалиной, как теперь. В свое время и я тревожил женские сердца. И вполне понимаю твои чувства, мой мальчик.
— Благодарю вас, сэр. Я верил, что вы войдете в мое положение.
— Да. Я прекрасно тебя понимаю. Нет ничего естественнее.
Он налил себе еще бренди.
— Смазливое личико. Глазки блестят. Наряжена изящно. Не сомневаюсь. — Он натужно кашлянул и отвернулся вытереть губы. — Все это прекрасно. С кем не бывало. Но для брака этого мало.
— Да, сэр, я понимаю.
— Необходимо помнить долг. Брак — это договор.
— Да, сэр.
— Сейчас только и разговоров что о любви. А ты знаешь, что такое любовь?
— Что, сэр?
— Готовность держать слово, Дэвид. Не более и не менее. И всегда выполнять свой долг, хочется тебе этого или нет.
— Да, сэр.
— Животные делают, что хотят. И животное может быть красивым. Такова природа красоты. Но у людей есть моральные принципы. Это отличает нас от животных. И это единственное, ради чего стоит жить.
— Разумеется, я намерен сдержать слово, данное мисс Маркхэм, сэр. И думаю, что это будет очень приятно. Вы наверняка согласитесь со мной, когда познакомитесь с нею.
Отцова улыбка погасла: так гаснет уголек, подумал Дэвид Мерридит. Наконец отец произнес — спокойно и с пронизывающим холодом в голосе:
— Я говорил о твоем слове мисс Блейк и ее отцу.
В камине с треском взметнулось пламя. Из камина выкатилось горящее полено, зашипело на решетке.
— Вдобавок у тебя есть обязательства перед обитателями этого поместья. Ты об этом подумал?
— Сэр…
— Я дал слово, что как только ты женишься, получишь за женою приданое и у нас появятся средства, мы употребим их на благоустройство. И что же ине теперь — сказать им, что мое слово ничего не значит? А слово, которое ты дал невесте и ее отцу, значит и того меньше?
— С-сэр… я сегодня написал мисс Блейк, объяс нил положение, и капитану тоже. Что же до арендаторов…
— Ясно, — перебил отец. — Ты, значит, им написал. Какая смелость. Значит, этот наш разговор — пустая формальность.
— Я думал, что обязан известить капитана об изменившемся положении, сэр.
Отец невесело ухмыльнулся.
— Разве капитан тот дурак, который тебя воспитал, мистер? Разве капитан тот дурак, который тебя кормит?
— Я… постарался вам все объяснить, сэр.
— Хочешь сказать, ты отменяешь мой приказ? Это твое последнее слово? Подумай хорошенько, мистер. Твои поступки повлекут за собой последствия. — Лорд Кингскорт подошел к сонетке, рукой в перчатке взялся за шнурок. — Ты сейчас на распутье, Дэвид. Решать тебе. Так прими решение, как мужчина.
— Я же г-г-говорю, положение изменилось, сэр. Мои чувства.
Лорд Кингскорт отрывисто кивнул и дернул за шнурок. Из глубины дома донесся звон.
— Что ж. Быть по сему.
Он развернулся и, прихрамывая, поплелся обратно к столу.
— Отец?
— Чтобы утром духу твоего здесь не было. И не возвращайся.
— От-те…
— Содержания ты впредь не получишь. Ступай.
— Пожалуйста, сэр…
— Что — «пожалуйста, сэр»? Пожалуйста, продолжайте потакать всем моим капризам? Пожалуйста, содержите меня, а я буду порхать по стране, точно танцмейстер? Думаешь, я ничего не знаю? Друзей у меня осталось мало, но какие-то все же есть: мне донесли про твой конфуз. Так вот, мистер, больше ты не будешь болтаться без дела и тратить мои деньги. Клянусь могилой твоей матери.
— Дело не в деньгах, сэр…
— Ах «дело не в деньгах, сэр»? Вот оно что, бесстыжий мальчишка? И на что же ты собираешься содержать свою, с позволения сказать, жену? На жалованье младшего лейтенанта?