Выбрать главу

После такого известия я вновь отправил Лигона в трюм, велел собрать всех пассажиров на шканцах и в самых крепких из допустимых выражений напомнил им о правилах касательно костров, свечей и открытого огня в трюме. Указал, что повреждение любой части корабля — тяжкое преступление, которое карается тюремным заключением. И пусть плыть нам осталось всего день, однако правила в этом отношении необходимо соблюдать строжайшим образом, поскольку в полулиге от порта корабль тонет так же быстро, как в открытом море.

Среди собравшихся пассажиров были мистер Диксон и леди Кингскорт, которые, несмотря на мои просьбы не выходить за пределы первого класса, последнее время взяли за правило посещать трюмных пассажиров и стараются помочь им. Он сделал несколько бесполезных замечаний, спросил меня громко и во всеуслышание: неужели людям ночью дрожать от холода и сырости и т. д. — словом, подстегивал их и без того существенное раздражение.

— Что бы вы сами сделали в этакой ситуации, черт возьми? — воскликнул он.

Я ответил, что богохульством им не поможешь, и ругательства их не обсушат и не обогреют, и что бы я ни делал, я ни в коем случае не стал бы губить корабль, который не дает погибнуть мне самому, поскольку это верх сумасбродства.

Он разразился кощунственной тирадой, ушел, вскоре вернулся с одеялами из своей каюты и из каюты леди Кингскорт и настоял, чтобы я отдал их трюмным пассажирам. Я так и сделал. Но, признаться, невольно подивился, что он так спокойно позаимствовал одеяло с кровати замужней дамы, причем явно без спроса.

Наши американские друзья значительно преуспели на многих поприщах, однако хороших манер им зачастую не хватает.

11.53 пополудни. Маяки на крайней восточной точке Лонг-Бич возле залива Саут-Ойстер. Начинается шторм.

Глава 36

НА ЯКОРЕ

Нагие прибытие в Нью-Йорк и неожиданные трудности, поджидавшие нас там, а также некоторые постыдные события последующих дней

4 декабря 1847 года, суббота

Двадцать семь дней, как мы отплыли из Кова

Долгота: 74°02’W. Шир.: 40°42’N. Настоящее поясное время по Гринвичу: 04.12 утра (5 декабря). Судовое время: 11.17. пополудни (4 декабря). Время национальной обсерватории США: 11.12 пополудни (4 декабря). Напр. и скор, ветра: О. 88°, 2 узла. Наблюдения и осадки: очень холодно, пронизывающие шквальные ветра. Стоим на якоре в Нью-Йоркской бухте.

Сегодня утром, без четверти пять, мы прошли бухту Джамейка и полуостров Кони-Айленд и достигли плавучего маяка Скотланд в бухте Лоуэр, которая ведет к Южному каналу Нью-Йоркской бухты. Там мы отдали сигнал флажками, чтобы к нам отправили лоцмана. Преподобный Дидс отслужил краткий благодарственный молебен за наше благополучное прибытие, мы же тем временем дожидались штурмана и начальника пристани: никогда еще за все годы службы я так не радовался и так не благодарил Всевышнего, как в это утро. Лорд Кингскорт помолился с нами, что было поистине необычно. Он сказал, что последнее время мучится бессонницей.

Прошло два с лишним часа, сигнала не последовало, но я не придал этому значения, поскольку в последние годы порт всегда переполнен. Я вернулся к себе, принялся собирать вещи. К одиннадцати часам лоцман так и не объявился, и я немного встревожился. Я вернулся на верхнюю палубу и вместе с матросами стал дожидаться его прибытия.

Наконец около полудня вдали показались буксиры, и пассажиры разразились криками ликования. Многие обнимались, пели гимны и народные песни. Но выяснилось, что придется еще подождать, и это известие умерило их радость. На первом буксире приплыл чиновник городской карантинной службы, ему поручили передать мне приказ: согласно закону о таможне сходить на берег запрещается до получения соответствующих распоряжений. Пояснить приказ отказался: я-де обязан повиноваться и поддерживать порядок на корабле. Ни матросам, ни пассажирам я ничего не сказал, только Лисону. Мы согласились с ним, что эта новость вряд ли их обрадует.

Лоц-командир Жан-Пьер Делакруа, француз из Луизианы, поднялся на борт и встал за штурвал. По-английски он почти не говорит, и я послал за мистером Диксоном, тот говорит по-французски. Но Делакруа так и не рассказал нам, что творится в порту — отвечал лишь, что делает свою работу.