— Надо убираться отсюда до зимы!
— Не хотим ждать, пока на дне моря груши вырастут!
Командор слушал. Я глядел на него и дивился: за сотую долю подобных оскорблений иной капитан уже велел бы схватить зачинщиков и развешать на реях вниз головой. Командор слушал. Он смотрел поверх голов на прозрачный туман, ползущий по холмам, и молчал. Возгласы то усиливались, то спадали, порой сливаясь в единый вопль, порой разделяясь на нестройные шепоты, Командор слушал. Протекло не менее склянки, пока ожесточение не покинуло людей и они перестали жестикулировать. Магеллан поднял руку, В задних рядах кто-то еще шумел. Густой бас Родригеса повис над всеми.
— Ти-и-хо! — сказал Родригес.
— Друзья! — начал Магеллан. — Не будем ничего преувеличивать или преуменьшать. Наш долг — найти путь на Молукки с запада, и мы найдем его. Мы проплыли немного дальше последней экспедиции португальцев, а ведь испанцы должны превзойти португальцев в доблести и настойчивости, если они желают обогнать их в открытиях и богатствах. Возвращение назад сейчас опасно, поверьте моему опыту морехода. В южном полушарии нас потрясут штормы поздней осени, а, если мы пересечем экватор, армада попадет в бури ранней весны. Корабли изношены, вряд ли они без починки выдержат новые испытания. Здесь нам будет нелегко, однако значительно легче, чем в океане, Я уменьшил выдачу продуктов потому только, что их запас не восстановить. Зато в море есть рыба, на суше дичь, в реках хорошая вода. Я ем то же и столько же, что и все: матросы с «Тринидада» это подтвердят.
С разных сторон откликнулись:
— Верно!
— Одинаковое едим!
— Что мы, то и он!
— Много толкуют о трудностях, — продолжал Магеллан. — Но мы не потеряли пока еще ни одного человека, кроме Гильомо де Лоле, юнги с «Консепсиона»: он ночью упал за борт, его затянуло под киль. Больных мало. Еды, одежды, оружия хватит, если расходовать их экономно. Трудности ждут нас впереди, настоящие трудности — я не скрываю. Но тем выше будут награда и слава. А что, кроме наказаний и презрения, ждет нас, если мы сейчас приплывем домой?
Я не могу вернуться и не вернусь. Да будет вам известно, что мое решение твердо: я лучше испытаю самые тяжкие лишения, чем с позором поверну обратно в Испанию. Я верю, что мои товарищи и, во всяком случае, те, в коих еще не умер благородный дух испанцев, согласны со мной.
Расходились в молчании. Речь командора охладила пыл многих. Но не заговорщиков.
— Магеллан заврался, — говорили они колеблющимся. — Ведь так и не сказал, где находится его пролив. Может, далеко у южных льдов. Тогда каравеллам нужны крылья, чтобы добраться до пролива. Болтает о благородстве испанцев, будто он не португалец! У нас нет теплой одежды, мы превратимся в сосульки. В Испании докажем, что Магеллан был обманщик и предатель, нас наградят за спасение армады. Надо заставить его повернуть силой, коли он добром не желает.
На завтра, 1 апреля, выпал день пасхи. На берегу состоялось торжественное богослужение, после которого командор устроил праздничный обед, пригласив капитанов и меня. Кесада и Мендоса сообщили, что они больны, и на богослужении отсутствовали. Не пришли они и к обеду. Серрано задержался: на «Сант-Яго» открылась течь. Мы сидели втроем за столом: Магеллан, Мескита и я, поглядывали на пустые приборы, и никто не прерывал молчания.
— Сеньор Магеллан, — решился произнести я, — может быть, лучше не ждать?
— Нельзя, Викорати, — ответил он. — Я не могу нападать, иначе в Испании меня обвинят в превышении власти. Мне нужны доказательства, и поэтому первый удар должен обрушиться на меня: нет лучшего доказательства виновности моих врагов!
После полуночи разразился мятеж.
Во тьме, правя на фонарь сообщника, шлюпки с «Консепсиона» бесшумно подошли к «Сан-Антонио». На борт поднялись Гаспар де Кесада, Хуан де Картахена, его кратковременный преемник Антонио де Кока, штурман «Консепсиона» Хуан Себастьян де Эль-Кано и тридцать других вооруженных людей. Вахту на «Сан-Антонио» несли сторонники мятежа. Быстро поставили своих людей у руля и колокола. Картахена и Кесада, обнажив шпаги, ворвались в каюту капитана. Мескиту и его кормчего Мафру заковали в кандалы, заперли.
Шум борьбы разбудил штурмана «Сан-Антонио», вспыльчивого баска Хуана де Алоррьягу, верного сторонника Магеллана и Мескиты. Он выбежал на палубу, где сновали мятежники с факелами в руках.
— В чем дело? Что происходит? — крикнул Алоррьяга.
— Долой иноземцев! Да здравствует король и Кесада! — крикнул ему в ответ Антонио де Кока, бывший капитан «Сан-Антонио».