— Именем бога и короля Карла я приказываю вам вернуться на ваш корабль! — так же громко ответил верный баск. — Где наш капитан?
— Скоро предстанет перед богом, чтобы отвечать за грехи свои и дядины, — насмешливо бросил Картахена.
— Это мятеж! — воскликнул баск. — К оружию!
Из трюма и надстроек повысыпали матросы. Они растерянно озирались, только что вырванные из сна, не успевая понять событий.
— Этот дурак испортит нам всю обедню, — досадливо проговорил Кесада и подскочил к Алоррьяге с занесенным кинжалом.
— Я безоружен и полураздет, мятежный сеньор, — холодно и гордо произнес баск ему в лицо, — а вы в панцире и при оружии, Вы не дворянин, вы мелкий убийца, де Кесада, и правосудие вас не минет.
— На том свете поговорим, — пробормотал Кесада и трижды всадил лезвие в тело Алоррьяги.
Старший боцман Диего Эрнандес с тремя матросами бросился было на помощь помощнику капитана, но поздно: их сбили с ног, связали и заперли.
— Матросы! — провозгласил Кесада. — Магеллан свергнут! Баш капитан отныне я, сеньор Картахена примет командование «Консепсионом». По случаю избавления от тирании португальского предателя и пирата начинается раздача вина и еды, которые скрывал Магеллан, готовя вам голодную смерть.
Из отсека, где хранился неприкосновенный запас провизии на случай крушения, выкатывали бочки с вином и мясом. Матросы обалдело переглядывались. Быстро и ловко мятежники отобрали оружие у тех, кому не доверяли, очистили палубу от лишних вещей, проверили артиллерию. Корабль был готов к бою.
Затем перед полупьяными уже матросами с благодарственным молебном выступил друг Картахены, ненавистник Магеллана священник Педро Санчес де ла Рейна. Толстый, потный, но подвижный и красноречивый отец Педро благословлял моряков на возвращение в родное лоно, то есть в Испанию, и на расправу с Магелланом, врагом христианского люда и короля, пиратом и разбойником.
А потом шлюпки с «Консепсиона» и «Сан-Антонио» помчались к «Виктории». Луис де Мендоса ждал их. И здесь не обошлось без кровопролития: многие матросы оказали сопротивление бунтовщикам.
Утро пришло прохладное. Я плохо спал ночью. Предчувствия отягощали сон, и мои глаза открылись спозаранку. Но Барбоза встал раньше меня. Я нашел его на палубе рядом с Магелланом. Они оглядывали бухту сквозь утреннюю дымку.
— С вечера, кажется, ничего не изменилось, Фернандо, — промолвил Барбоза. — Корабли на тех же местах, паруса спущены, колокола, как положено, отбивают склянки.
Магеллан быстро взглянул на него.
— Вели отправить приказ на «Сан-Антонио», — сказал он. — Пусть пошлют шлюпку за водой.
— Ты нагружаешь работами своих, — досадливо заметил Барбоза, — а вот экипажи Кесады и Мендосы избавляешь.
Магеллан прервал его:
— Молчи, шурин. Исполняй и укрепись сердцем. С рассветом Альваро должен был прибыть на «Тринидад». Рассвело давненько, Барбоза. Торопись!
Магеллан, засунув руки в карманы рыжей куртки, отороченной серым мехом, следил, как шлюпка двигалась к «Сан-Антонио». Серебряные капли слетали с ее весел, дробная зыбь разбегалась по гладкой воде, разрезаемой крутым носом. Неожиданно весла застыли в воздухе. Длинная фигура рулевого Родригеса встала на корме. Он что-то говорил, сложив руки у рта. Потом плюхнулся на сиденье рулевого, и шлюпка резво понеслась назад, к «Тринидаду».
— Сеньор командор, — мрачно докладывал Родригес, теребя пояс парусинового плаща, — с «Сан-Антонио» нам крикнули: «Стоп! Берегите жизни! Вали обратно!» Я сразу понял, чем пахнет, и спросил: «Вы за кого?» Ответили так: «За короля и Кесаду».
Магеллан сурово и жестко смотрел на него. Родригес расправил плечи.
— Дозволено мне будет сказать, сеньор капитан-командир, — заявил он своим зычным басом. — Они жмут на то, что вы португалец, сеньор, но думаю: за них жизнь отдавать мало кому охота. А вы — наш истинный командор, сеньор, я не сбрешу, если скажу, что пока вы с нами, то и мы с вами. Уж за «Тринидад» будьте спокойны.
— Спасибо, Родригес, — ответствовал Магеллан, и губы его дрогнули, дрогнули — я не мог ошибиться! — Верность за верность: мы или умрем вместе, или будем счастливы вместе.
Какие пророческие слова вкладывает временами судьба в уста своих избранников!
— Родригес, — продолжал Магеллан, — иди к остальным судам и выясни, за кого они.
На «Консепсионе» ответили: «За короля и Картахену». На «Виктории»: «За короля и Мендосу». Верным остался лишь крошечный «Сант-Яго». Серрано без приказа начал отодвигаться к горлу бухты.
— Ты умница, Серрано, — промолвил Магеллан, следя за «Сант-Яго». — Но рано, не пугай, не подсказывай. — И он отправил Серрано распоряжение: стоять на месте.