Эта первая в океане земля обидела нас. Островок был просто скалой без воды и растений. Вскоре мы нашли вторую такую же скалу. Командор присвоил им название Несчастливых островов[61].
Все-таки они приободрили армаду. Океан, названный нами Тихим за исключительное спокойствие вод, по-видимому, кончался. Но мы рано радовались. Истек январь, пришла середина февраля, а океан не выпускал нас. В эти дни умерли Кока, помилованный Магелланом, и Молино, добровольный палач армады, 13 февраля командор собрал на «Тринидад» тех, кто мог стоять на ногах.
— По моим подсчетам Молукки близки, — объявил Магеллан, — Однако вокруг них владения португальцев. Армада ослаблена и истощена, она не сможет обороняться, если придется дать бой. Нам нужно найти место, где бы экипаж мог отдохнуть, оправиться от голода, отремонтировать корабли. Поэтому я поворачиваю армаду на север. Там должно быть много островов, Еще немного терпения! Мы у входа в Азию!
6 марта по курсу показались острова, заросшие лесом[62]. Моряки обнимали друг друга и восторженно молились. Белые, красные, черные лодки туземцев устремились к армаде. Высокие, голые, в шляпах из пальмовых листьев островитяне бесстрашно влезали на палубу. Поняв, что мы голодны, они протягивали свежую рыбу, кур, сахарный тростник. И тотчас обнаружилось, что эти люди не знают, что такое собственность. Туземцы с готовностью отдавали нам все, на что мы указывали рукой, но и сами брали без спроса что им вздумается. Командор с тревогой следил, как они хватали навигационные приборы, инструменты, одежду.
— Сеньор командор, — пожаловался растерянный Родригес, — туземцы утащили запасной парус и якорь.
— Ну и ну! — недоуменно произнес Магеллан. — Что за племя? Гнать их с палубы и больше на борт не пускать! Берег без разрешения не посещать!
Командор хотел запастись хотя бы водой. Но утром обнаружилось, что ночью островитяне отвязали и увели одну из двух сохранившихся шлюпок «Виктории».
Барбоза рассердился: шлюпками он дорожил. Взяв двадцать матросов, Барбоза высадился на берег искать пропавшее. Матросы начали стрелять из арбалетов. Лук, а тем более арбалет тут были совсем неизвестны: островитяне с изумлением хватались за стрелы, пронзавшие их тела. Преследуя туземцев, отряд дошел до деревни за мысом на берегу моря… В хижинах нашли парус и якорь, среди туземных лодок оказалась и наша шлюпка. Забрав их, подожгли деревню и отступили к армаде, отстреливаясь от смелых островитян, не перестававших бросать копья.
Лодки жителей островов, названных нами Разбойничьими, долго плыли следом за армадой. Мужчины кидали в каравеллы камнями, а женщины — быть может, жены убитых нами — рвали на себе волосы, протягивали руки к кораблям и причитали, словно бы жалуясь нам на нас же самих…
Еще восемь дней продвигалась армада и, наконец, увидела впереди сначала буруны, потом песчаную отмель, а затем тонкие стволы пальм над нею. Большой, полный жизни остров отворился армаде, щебетание птиц долетело оттуда. Сбоку лежал островок поменьше[63].
Помня о только что полученном уроке, Магеллан из осторожности послал Хуана Серрано осмотреть маленький остров.
Остров был безлюден. Пресные родники били из почвы. Между деревьями порхали птицы. Люди Серрано припали к воде и пили так долго, что мы на борту начали беспокоиться. Но вот они появились из леса, бережно неся шлемы с родниковой водой для товарищей.
Прежде всего мы свезли на берег больных, положили их на мягкую траву, под навес из досок и листьев. Здоровые принялись охотиться за птицами. Командор запретил употреблять неизвестные плоды и ягоды, кроме знакомых ему по прежним путешествиям грибов и мучнистых яблок хлебного дерева.
Вскоре от большого острова в нашу сторону направились туземные лодки.
Командор распорядился, чтобы никто не смел разговаривать с местными жителями, опасаясь подвоха. Но островитяне, темнокожие люди, вели себя робко и приветливо. Магеллан подарил им бубенчики, гребешки, куски ткани, зеркальце, а они поднесли кувшин пальмового вина, кокосовые орехи и бананы. Покачивая головой и прищелкивая языком, осмотрели больных, перекинулись парой слов и быстро наловили для армады свежей рыбы.
На следующий день около нашего островка крутились новые лодки туземцев со свежей пищей и вином. Мы щедро платили им. Силы мореходов восстанавливались с чудодейственной быстротой.
Наконец Магеллан собрал всю армаду — поздоровевших и повеселевших матросов.
— Соратники и друзья! — величественно произнес он. — Вы совершили открытие, которое перевернет мир. С редкостным мужеством и силой духа переносили вы голод, болезни, штормы, смерть товарищей, подавляли страх и отчаяние. Я горд, что возглавляю воинов, превзошедших древних героев. Грек Ясон проплыл всего только от берегов Греции до Кавказа, Одиссей — из Трои в Пелопоннес, и о них пели песни и слагали легенды. Армада преодолела расстояние в тысячи раз большее. Я благодарю всех вас и клянусь, что вы достойны бессмертной славы. Мы в Азии! Молукки близко!
61
Этот первый островок, названный островом Сан-Пабло, был открыт 24 января. Вероятно, это был один из коралловых атоллов на восточной окраине архипелага Туамоту, расположенный под 14 25 ю. ш. 4 февраля под 11°20′ ю. ш. был открыт второй остров, в водах которого армада встретила множество акул. Его так и назвали островом Акул (Los Tibourones). Антонио Пигафетта называет эти два пустынных острова, отстоящих друг от друга на 200 лиг, Несчастливыми островами.
62
6 марта 1521 года флотилия Магеллана открыла остров Гуам — самый южный в архипелаге Марианских островов. Три встреченных им острова Магеллан вначале назвал Островами Латинских Парусов за сходство парусного оснащения лодок местных жителей со старинными латинскими парусами, хорошо известными европейцам. После трагических событий острова были названы (у Пигафетты) Островами воров, или Разбойничьими островами (islas de los Ladrones). С 1668 года в честь жены испанского короля Марии Австрийской они именуются Марианскими островами.
63
Это был остров Самар (Самаль у Пигафетты) — один из 7000 островов Филиппинского архипелага. Островок, на который высадилась команда, носил местное название Хумуну (совр. Хомонхон, или Мальхон). Магеллан дал ему другое имя — «Остров пресной воды с хорошими признаками». Первые острова архипелага, впрочем как и весь архипелаг, Магеллан назвал островами Святого Лазаря, в день которого они были открыты. Правда, это название так и не привилось впоследствии, и уже в 1543 году острова назвали в честь инфанта, а затем и короля Филиппа II — Филиппинскими.