Конечно, он тотчас приказал следить за мной, но просчитался. Предвидя исход встречи, я заранее договорился со знакомым капитаном каравеллы, идущей в Испанию, и она подняла якорь, как только я ступил на палубу. Перед посадкой в шлюпку я громко объявил собравшимся вокруг морякам, что оскорблен королем и потому покидаю Португалию.
Мануэл был в бешенстве. Он велел сбить герб нашего рода с замка в Саброже, где жили ни в чем не повинная, перепугавшаяся сестра и ее дети. Король сознавал, что я не из тех, кто бросает слова на ветер, и перепугался. Мануэл собрал королевский совет. Они, вероятно, жалели, что выпустили меня живым из дворца. Совет порешил всячески противодействовать мне и постараться уничтожить.
Они старались, Викорати. Но старания эти лишь подтолкнули испанский двор: ведь если за мной охотится Мануэл, значит я действительно что-то знаю и стою. Покушение следовало за покушением. Сеньор Фонсека даже запретил мне появляться на улице без охраны. Ночью охрана отдыхала, а я частенько приходил домой по ночам. Мы с Барбозой не раз стояли спиной к спине, отражая удары наемных убийц. Но где им было справиться с воинами, прошедшими Азию! Незадолго до твоего, Антонио, появления в армаде агентам Мануэла удалось гнусными слухами восстановить против меня население Севильи, и лишь вмешательство испанских придворных спасло армаду от уничтожения. Зато подкуп купцов, снабжавших нас продовольствием, удался врагам. Ты знаешь эти подлые способы: сверху, скажем, мука добротная, а на дно положено гнилье или песок. Голод, охвативший армаду в океане, — свидетельство тому. Но мы прорвались через океан, Антонио; страх, внушаемый шпионами, оставил матросов, мятеж подавлен, каравеллы еще раз отремонтированы, мы прорвались, Антонио, и ни один король в мире уже не сможет нас задержать!
Что ж, мы привезем пряности в Испанию. Но не ради них одних веду я армаду. Пряности открыли до меня и привезут, если понадобится, без меня. Я потратил большую часть жизни для того, чтобы увидеть мир и понять, зачем я нужен ему. Я знал, что пролив существует, и не сомневался, что найду его. Но кругла ли Земля, я не знал. Об этом не знал никто, можно было только догадываться, верить или не верить. Теперь мы знаем. Доплыть не до Индии, не до Америки, не до Молукк, а наискосок через планету, обогнуть ее всю, так, чтобы открылись дороги куда угодно, — вот моя цель. Этого до меня не сделал никто. Мы — сделаем. Ни люди, ни стихии не остановят меня. Если понадобится, я буду беспощаден. Высший долг моей жизни — кругосветное плавание, и я исполню его.
И если это удастся, какие дали откроются перед нами! Я оставлю Серрано корабль и матросов-добровольцев: он подготовит условия для нашего вторичного пришествия. Во второе плавание я потребую и получу, без сомнения, от короля титул адмирала вновь открытых земель и вице-короля. Мы придем к Молуккам уже известной мне дорогой на десятках судов. Запад и восток, юг и север растворят двери перед нашими эскадрами. Я кликну клич по гаваням Португалии и Испании, опытные мореходы придут ко мне. И мы покорим эту планету, Мировой океан!
Казалось, дух истории вещает устами командора. С пламенным благоговением внимал я ему. Мне не приходилось ранее задумываться над истинами столь серьезными, но дерзкая мечта командора сразу же покорила меня. То, что мне представлялось величественной тайной, — знание пролива, было, оказывается, несущественной деталью в плане командора. Само достижение Молукк для него являлось только началом похода, грандиозного всемирного похода! Он взирал на мир с высоты таких помыслов, что мне было неловко вспоминать свои мелкие догадки.
— Командор, — говорил я, — располагайте мною! Есть цели, ради которых даже отданная жизнь — награда для человека. Но я предвижу бесчисленное множество препятствий…
— Конечно, Викорати, конечно! Ни одно крупное начинание не обходится без препятствий, и чем оно крупней, тем их больше. Но я верю, что человек по натуре склонен к доблестному риску, к героическому товариществу. Взгляни на команду армады: ты видишь, в какой монолит превратилась эта недавно сумбурная толпа? Я не тронул даже шпионов короля Мануэла, мне поименно известных, ибо уверен, что они примут сторону истины, а каждый человек нам дорог. Жаль, что Фалейро не ушел с нами. Какой-то дурацкий гороскоп предсказал ему смерть в походе. Ничего, я заберу его во второе плавание… Но как радует меня армада! Люди тверды, несмотря на все перенесенные бедствия.