По ее просьбе отец нанял ей учителя фехтования. Когда мать запротестовала, что такое занятие не свойственно леди, Кормак мудро возразил:
— Ее энергии нужен выход, Мэри. В Белфилде она привыкла к свободе, привыкла скакать верхом по полям. Здесь, в городе, должно быть что-то подобное, иначе ни к чему хорошему это не приведет.
— Она может гулять. Она может совершать прогулки верхом и здесь, Уильям. Может прогуляться в карете с Фулборн.
Но Кормак знал, что Анну это не устроит. В глубине души он понимал ее, хотя никак не мог понять почему.
Учитель фехтования, Поль Левей, был гибким смуглым французом с обаятельной улыбкой соблазнителя. Он быстро оценил свою юную ученицу, решив, что она соответствует его намерениям. Меньше, чем через месяц они стали любовниками.
Анна ощущала какой-то магнетизм между ними и, всякий раз, входя в гостиную, где проходили их занятия, она испытывала напряжение, доставляющее ей удовольствие. Девушка знала, что в бриджах и блузке из белого мягкого шелка она обворожительна. У месье Левея была крепкая спина и мускулистые ноги моряка, а проворные руки говорили о том, что он прекрасно владеет шпагой. В один прекрасный день они обменялись осторожными взглядами и начали свой обычный урок.
— En garge, mademoiselle. Следите за острием… Осторожно, осторожно… — Он намеренно обошел ее сзади, его глаза блестели, на губах играла насмешливая улыбка.
Анну пронзало сильное волнение, когда она отражала его выпады, задевая уязвимые места и ища незащищенные. Однажды он подпустил ее совсем близко, и она едва не задела его плечо. Затем он отбросил ее назад и стал кружить по комнате. Он провоцировал ее, добродушно поддразнивая:
— Вы не можете достать меня, ma poulette? [3] А я касаюсь Вас здесь и здесь! — Он постоянно делал выпады, двигаясь слишком быстро. Анна не успевала за ним. Он наносил ей уколы рапирой в плечо, бедро…
Девушка осторожно обходила его, следя за ним с близкого расстояния, стараясь заметить движение его рук и тела, прежде чем он сделает это. Он уклонялся. Анна сделала один выпад, потом другой и, наконец, задела его грудь.
— О, monsieur! Вы попались! Вот Вам! — Она обошла его, заразительно смеясь. Напряжение сменилось радостью.
— Eh bien, mademoiselle! А вот так, я опять достал Вас! И вот так! — и он развязал бант у нее на шее, который держал блузку. Рубашка распахнулась и обнажила округлость ее груди.
Анна сделала еще выпад, затем ринулась вниз, слишком близко к изгибу его руки, и он опять задел ее. Она парировала как раз вовремя, чтобы избежать острия. Левей не сводил с нее глаз.
— Вы красивы, ma poulette. Просто Диана! — Левей дышал напряженнее, и Анна чувствовала, как у нее перехватывает дыхание, когда она притворно атаковывала его и ловко уворачивалась от его ударов.
Вдруг девушка заметила, что его внимание отвлечено ее распахнутой блузкой и сделала выпад. Рапира задела его рубашку, и она распахнулась, обнажив грудь. Левея удивила ее дерзость.
— Tres bien, ma chere! [4] — усмехнулся он и подошел ближе, задевая ее блузку, бриджи, многозначительно касаясь острием рапиры ее тела, делая разрез блузки все больше, пока она совсем не упала с плеч. Анна чувствовала, как по всему телу разливается тепло, и от напряжения и возбуждения кружится голова.
— Ну же, Левей, — проговорила она, задыхаясь, — смелее.
Он отбросил рапиру, сгреб девушку за плечи и, поддерживая ее под спину, склонил над кушеткой, у которой они остановились, и впился губами в ее шею. Анна чувствовала свой пульс на его губах. Она обвила руками его голову, опуская ее к своей груди, и в этот момент они, полуобнаженные, упали на пол.
Через минуту все было кончено. Анну охватили волны экстаза сразу же, как он вошел в нее, настойчивый, горячий и влажный от пота. Он делал это так же умело, как владел рапирой. Девушка почувствовала легкую боль, затем жар внутри, заставивший ее содрогнуться от блаженства. Он поспешно поднял ее и взглянул на дверь, отделявшую их от всего дома, и прошептал:
— Я сделал тебе больно, ma poulette?
Она, усмехаясь, подняла на него глаза, разметавшиеся волосы оттеняли ее прекрасное лицо.
— Non, monsieur. [5] — Она обняла его за шею, их губы приблизились и сомкнулись в долгом, страстном поцелуе. Не отрываясь от его губ, она промурлыкала:
— Согласись, что на этот раз я тебя перехитрила? Он усмехнулся и Анна ощутила на своем лице его теплое и все еще учащенное дыхание:
— Qui, poulette. Ты перехитрила меня. Но в следующий раз верх возьму я…
Анна нежно потерлась своей обнаженной грудью о его грудь. Не отрывая глаз, он следил за ее сосками.
— Посмотрим, Левей!
Слух о том, что мисс Кормак отдалась, и не из-за ласковых слов или предложения руки и сердца, а под действием страсти, быстро распространился среди молодых людей Чарльзтауна. Удивительно, но это не остудило их пыл. Теперь, когда к ней приближался молодой человек, Анна внимательно его осматривала, оценивая, как он двигается, танцует, как прикасается к ней. Когда кто-нибудь на балу предлагал ей удалиться в сад, она, не проронив ни слова, охотно соглашалась, ожидая подходящего момента, когда сможет сравнить его темперамент со своим. Если при предоставившейся возможности поклонник обнимал ее неуклюже, и Анна видела, что он не знает, как обращаться с женщинами, она с достоинством отталкивала его. Иногда девушка позволяла мужчине увести себя на заднее сидение темного фаэтона или под уединенное дерево и даже исследовать свое тело под юбками, но, если это у него получалось неловко, или он не возбуждал в ней страсти, Анна отказывала ему в дальнейших вольностях.
Кормаку часто приходилось объяснять молодым элитным жеребцам в своем кабинете, что Анна еще слишком молода, чтобы выходить замуж. Однажды он предостерег одного из этих молодых людей, намекая на юность и невинность дочери, и был шокирован, увидев, что парень глупо улыбается:
— Она намного старше своих лет, сэр. Некоторые созданы для того, чтобы выходить замуж рано, и мисс Анна — одна из них.
— Вы забываетесь, сэр!
— Нет. Я скажу Вам правду. Ваша дочь станет матерью еще до конца этого года, независимо от того, благословите Вы ее или нет.
Кормак покраснел и не знал, что ответить. В глубине души он боялся, что так оно и будет. Молодой человек повернулся на каблуках и вышел.
Стефан Арчер — сын богатого плантатора, был сражен красотой Анны, как только увидел ее на скачках. Он попытался к ней приблизиться, весь трепеща, и приятно удивился, когда она приняла его ухаживания, по крайней мере, в начале их знакомства. Они часто виделись, и постепенно он набрался смелости, чтобы обнять ее за талию в карете, положить руку ей на грудь в саду, сжимать ее руку, гуляя по берегу. Ему казалось, что она терпеливо ждала, что он сделает или скажет дальше. Сгорая от желания, он пригласил Анну на загородную прогулку в карете, зная, что если она согласится, то это будет сигналом о совпадении их желаний. Она согласилась.
Когда они остались одни, он сжал ее в своих объятиях и неуклюже выпалил:
— О, Анна, ты должна быть моей или я умру! Ты должна выйти за меня замуж!