Ехавший рядом с ней наставник Портрон усмехнулся:
— Почувствовала, девонька? Никогда не верь тем, кто станет говорить, будто в кинезисе нет силы! — Он махнул рукой в сторону часовни. — Ты только подумай: там всегда есть кто-то, совершающий кинезис, и так в каждой часовне на границе каждого Постоянства, каждый день и каждый час вот уже тысячу лет. Восемь нерушимых оплотов кинезиса… — Портрон выглядел очень самодовольным, так что Керис решила не признаваться ему, каким это кажется ей чудом, — но на нее и на самом деле произвело большое впечатление то, что она ощутила. Девушка никак не ожидала, что почувствует окружающий Постоянство барьер. Или, может быть, на нее так подействовала Неустойчивость?
Пока они не миновали первую милю, местность казалась совсем такой же, как и вокруг Кибблберри. Если оглянуться, можно было увидеть подпирающие облака Непроходимые, а впереди леса и долины Неустойчивости мирно зеленели сквозь клочья утреннего тумана. Однако Керис чувствовала разницу, хоть и не сразу смогла определить ее природу. Потом до нее дошло, что дело не в одной какой-то вещи, а в нескольких. Изменились запахи; они не стали неприятными — просто стали другими. Звуки тоже изменились. Птичий щебет, стрекотание кузнечиков в траве, шум ветра — все это претерпело какую-то странную перемену в тот момент, когда путники пересекли границу. Голоса птиц стали иными, насекомые пели свои песенки иначе, даже трава шелестела по-другому. Отличия были едва заметны, но почему-то казались зловещими.
Керис поежилась, но тут же стала ругать себя за мнительность. Она ведь всегда хотела путешествовать по Неустойчивости.
«Ну вот ты сюда и попала, дуреха! Радуйся!»
Девушка выпрямилась в седле и посмотрела вперед. Тропа становилась все менее и менее заметной и наконец исчезла вовсе. Теперь они не увидят дороги, знала Керис, пока не приблизятся к другому Постоянству: Неустойчивость не позволяла сохраняться на земле следам тех, кто по ней проезжал. Здесь природа отражает ненависть Разрушителя к творениям Создателя. Здесь весь мир подвержен разрушению…
— Впрочем, отсутствие следов не такая уж плохая вещь, — заметила Керис, поравнявшись с наставником Портроном. — Дороги — словно шрамы на земле, в конце концов. Ведь если задуматься, многое из того, что мы делаем, безвозвратно портит наш мир: ну вот, например, каменоломни в Первом Постоянстве. Они используются только в случаях абсолютной необходимости: мой отец часто говорил, что просить новый камень можно только тогда, как остатками старого попудришь себе лицо. Церковь очень строго следит за этим, но все равно каменоломня — шрам на земле, который не заживет на протяжении жизни многих поколений.
— Ах, дорогая моя, ты не понимаешь истинной природы того, что видишь здесь, — печально пробормотал Портрон. — Точнее, ты не понимаешь, как все здесь противно природе. Разрушитель насаждает Хаос, а любое явление, нарушающее естественный ход вещей, способствует распространению Хаоса. Ведь неестественно, чтобы травинка, втоптанная в землю копытом твоей лошади, выпрямилась снова, как только ты проедешь. Это отрицание природной смены жизни и смерти, а значит — греховно.
— Но мне кажется, хорошо, когда что-то не уничтожается, а восстанавливается.
— Борьба между добром и злом гораздо тоньше и сложнее, чем просто противопоставление создания уничтожению, девица Керевен. Представь себе битву между Порядком и Хаосом; стараясь распространить зло, Разрушитель может случайно совершить добро, а Создатель иногда оказывается принужден… не к греховности, конечно, но к определенной жесткости ради достижения большего добра. Тебе мои рассуждения не кажутся такими уж скучными и педантичными, девонька?
— Нет. В твоих словах больше здравого смысла, чем в поучениях наставника в Кибблберри. Слышал бы ты, о чем он чаще всего рассуждает: кто с кем спит, много ли денег жертвуют прихожане на церковь, носят ли люди предписанную одежду…
— Но пастве чаще всего такие поучения как раз и нужны, девонька, — с упреком возразил Портрон, понимая, что последнее замечание — камень в его огород. — Мы должны прилагать все силы, чтобы Закон не нарушался, иначе Владыка Карасма разрушит нашу жизнь.
Керис бросила на него скептический взгляд. Все это она уже слышала, но никто еще не привел доказательств, которые ее убедили бы.
Наставник заметил ее взгляд.
— Керис, Создатель сотворил наш мир по определенным вселенским законам. В пределах Постоянства, если я свалюсь с лошади — да убережет меня от этого Создатель! — я всегда буду падать вниз, а не вверх. В пределах Постоянства жизнь кончается смертью, вода замерзает на морозе и испаряется в жару — эти явления неизменны. Таков закон их существования — по крайней мере так было, пока в наш мир не явился Разрушитель. Теперь же, когда мы углубляемся в Неустойчивость, ты увидишь, что здесь законы природы не всегда действуют.
— Да, да, все это я знаю, — нетерпеливо ответила Керис. — Но в чем доказательство того, что именно Закон сдерживает Разрушителя и не дает Неустойчивости захватить весь мир?
Портрон погрозил ей унизанным кольцами пальцем:
— Ах доказательство! Почему это молодежь всегда желает получить доказательство? Ты просто должна верить, дитя. Никто не может дать тебе доказательство, которое ты хочешь получить, и ты это прекрасно знаешь. Подумай вот о чем: Приспешники продают себя Разрушителю за бессмертие, которое противно природе. Однако если Приспешник зайдет в Постоянство, он умрет. Он не может жить там, где царит Порядок, поскольку Порядок не терпит ничего противного природе и тем самым свойственного Хаосу. Поэтому же и меченые гибнут, если поселяются в Постоянстве. Некоторые люди думают, будто их уничтожает Создатель, но это неверно. Дело просто в том, что приобретенная ими неестественность не может существовать в упорядоченном мире, подчиняющемся законам природы. Сделать человека отверженным, меченым, превратить в неприкасаемого — значит усилить Хаос. Смерть — неотъемлемая часть жизни; лишить ее власти — тоже значит усилить власть Хаоса в мире. Чистый Хаос может существовать только в Неустойчивости. В Постоянствах мы поддерживаем нечто, противоположное Хаосу: одинаковость, неизменность жизни день ото дня, год от года. Это и есть Порядок. Он отпугивает все неестественное, убивает Приспешников и меченых. И именно Закон лежит в основе Порядка.
— Тогда зачем нужна цепь часовен кинезиса? — не сдавалась Керис. — В ней не должно бы быть необходимости: одного Порядка должно быть достаточно.
— Я не знаю такого человека, который был бы готов рискнуть и попробовать обойтись без нее, — сухо ответил Портрон. — Кинезис поддерживает Порядок; я не могу представить тебе доказательств, однако я верю в это. — Церковник вытащил из мешка свою мухобойку с усыпанной драгоценными камнями ручкой и принялся отгонять похожих на насекомых летучих тварей, которые начали досаждать путникам. — Здесь, в Неустойчивости, Разрушитель уничтожил естественный порядок вещей, и в этом начало полного распада нашего мира, может быть, даже всей вселенной. Посмотри по сторонам, Керис, — ты увидишь начало конца… Разрушитель радуется каждой травинке, которая возрождается к жизни. Все подобные «чудеса» — проявления Хаоса. И вон впереди, если не ошибаюсь, еще одно из таких чудес. — Портрон показал на что-то своей мухобойкой. — Должно быть, это Скоу, меченый помощник Даврона. К тому же, кажется, его конь — тоже меченый. Так обычно и бывает. Нормальные лошади так же не переносят прикосновения отверженных, как и мы, леувидцы. Наверное, эта тварь раньше была конем Скоу.
Поверить в такое было нелегко. Неприкасаемый ехал на огромном звере; его тело формой и массивностью напоминало одно из древних надгробий в храме Драмлина, а ноги походили на колонны. Морда была скорее птичьей, чем лошадиной, — кончалась она клювом, а на лбу торчали острые, загнутые вперед рога. Пятнистая шкура была красивого гнедого цвета.