А через год человечество ввело полный запрет на исследование планетарных систем с признаками разумной жизни. Большинство обитателей Солнечной системы отреагировало спокойно. Дел в космосе хватало всем. А вот во флоте царило уныние. Конечно, никто из пилотов, кроме кадетов, никогда не признался бы, что втайне мечтает о встрече с братьями по разуму, а, запрет низводит гордых звездопроходцев до уровня обычных извозчиков галактического масштаба.
Чтобы как-то смягчить последствия было организовано несколько подразделений флота с полузабытой военизированной вертикалью, куда устроили жесточайший отбор.
Виктору в крылья Дальней Разведки хода пока не было.
– Я долго не решалась найти вас, Виктор. Мне казалось, что вы должны знать нечто такое, что открыло бы правду о случившемся, что придало бы мне сил и вселило надежду. Я понимала все беспочвенность таких мыслей и старалась не давать воли чувствам, но это «вдруг» и вера в чудо не отпускали.
Потом я поняла, насколько тяжелее вам. А еще вы завели биомеха.
Впервые шепот он услышал на траверзе Барнарда. Человечество решило в этом углу обустроить очередной форпост и активно трудилось, приводя в пригожий вид одну из лун. Челноки исправно таскали материалы и оборудование, буксиры сбивали астероиды в стаи. Его кораблик толкал изрядный космический булыжник в центр сектора, когда сознания Виктора на миг что-то коснулось. Словно дуновение воздуха в летний день. Он запросил у искина обзор ситуации. Несколько таких же работяг копошилось в своих углах, в районе планетоида было понятное оживление. Все как обычно. Но что-то незримое прошло сквозь сознание Виктора, оставив где-то глубоко незримый теплый след из прежней жизни.
В жизни нынешней у Виктора все было сложно. Он испытывал какое-то гнетущее чувство неясного долга, словно теперь ему предстояло сделать нечто ради погибших на Кари.
– Вы знаете, Виктор, а я ведь их почти не помню. Они все время были поглощены работой. А меня воспитывала бабушка. Она была врачом, но лечила не людей, а немногих оставшихся животных. Представляете, у нее была настоящая живая собака.
Мама всегда приходила укладывать меня спать. И рассказывала чудесные истории про египетских богов, их жизнь и приключения. Это были волшебные минуты. Я представляла себе, как Великий Ра плывет на лодке среди звезд и наступает новое утро. Мы снова будем играть у дома с Аником, а потом бабушка позовет нас завтракать. И мама с папой будут пить молоко… И засыпала.
А потом их не стало. Я не верила, что они погибли. Мне казалось, они ушли искать тех далеких богов. Мама рассказывала, что иногда наступает великий день, когда бог Ра строит лестницу, чтобы достойные могли подняться на небо и вместе с ним отправиться к звездам. От планеты к планете, как будто по ступенькам, все выше и вперед. Они ушли, а я оказалась недостойной, меня не взяли. Было очень обидно и горько, и я плакала. Тогда приходил Анубис и начинал слизывать слезы. Становилось щекотно и плакать уже не хотелось.
Незаметно вернулись Селена и Герда. Собака устроилась у ног девушки, послав Виктору короткий успокаивающий взгляд.
– Елизавета Мейснер была неисправимым оптимистом. Нас с Рудольфом она считала узколобыми геоцентристами. Меня так и называла – приземленный пилот. Говорила, что я умею летать, хотя крыльев мне бог не дал. Руди вечно подтрунивал над ней.
– Фон Мейснер! – Всегда добавлял он, когда она представлялась девичьей фамилией.
Лиза обожала Древнее царство и могла рассказывать о нем часами, благо времени у нас на пути к Сириусу было предостаточно. Она называла его Звездой Нила, хотя это было не верно. Фараоны так называли Сириус А, а мы шли к его двойнику, белому карлику. Целыми днями она рассматривала знаки, найденные на мегалитах, пытаясь найти в них сходство с иероглифами Египта. Руди не был сторонником идеи контакта. Они самозабвенно спорили, собирая вокруг себя приверженцев и оппонентов. Большинство было на стороне Лизы, и вряд ли из-за ее теории.
Они даже сделали голо на память в виде старинного дагеротипа. Две прекрасные женщины расположились в креслах за которыми стоит высокий убеленный сединами мужчина в парадном комбинезоне со знаками отличия, а у их ног застыла большая собака в позе сфинкса.
Больше Диана Мельснер на базу не прилетала.
Теперь Виктор вел диалоги с Гердой. Для молодых пилотов он был не просто небожитель, а нечто незыблемое и неизменное, как вращение светил или Сытин в своем кресле. Командор не любил травяные настои, а особый секрет пива Сеймур не доверил никому.