В конце концов она связалась с Алессандрой, чтобы признать свое поражение в деле Мио и выслушать ее язвительные высокомерные насмешки, после чего сказала Боузу, что они проведут уик-энд на одном известном ей уединенном курорте, где она осуществит его самые непристойные мечты без посещения «Молчаливого мира». Это был ее последний шанс выяснить скрытый смысл замечания Мио. Боуз последовал за ней, словно примерный ребенок.
— Но я все еще живу там? — Дадли вяло махнул рукой в сторону окна номера для новобрачных.
— Нет. Ты только здесь. Ты единственный. Ты должен усвоить это и не переживать за свою прошлую жизнь. Она закончилась. Тебе дали шанс все начать заново. А я постараюсь, чтобы начало новой жизни было приятным.
— Боже, да это же созвездие Земплар.
Дадли скатился с кровати и прошлепал к окну. Распахнув створки, он высунулся наружу. Меллани поежилась от свежего ветерка, долетавшего с озера Трине-ба.
— Ты не говорила мне, что мы здесь.
— Где? В Рэндтауне? Говорила.
— Нет, на Элане. Это, должно быть, Элан, верно?
— Да, любовь моя, это Элан. — Его догадка произвела на нее сильное впечатление. Память у парня работала безупречно, с процедурой оживления не могла смириться только его личность. — А теперь закрой окно, пожалуйста. Мне холодно.
— Это самый близкий к Паре Дайсона мир, если не считать Дальней.
Он стоял, все еще высунув голову в окно, и слова доносились неразборчиво.
— Да.
— Знаешь, как раз там появились Хранители.
— Знаю.
Она потянулась за одеялом, но вдруг остановилась.
— Что тебе известно о Хранителях?
— Немного. Это было только один раз.
— Что было?
Он отвернулся от окна и смущенно опустил взгляд.
— Нас ограбили. Только потом мы узнали, что это могли сделать Хранители. Главный следователь считала, что шлюха, на которой я был женат, встретилась с Брэдли Йоханссоном.
— Кто был следователем? — с трепетом спросила Меллани.
— Такая странная женщина, Паула Мио.
Меллани упала на спину и торжествующе вскинула вверх сжатые кулаки.
— Есть!
— Что такое? — забеспокоился Дадли.
— Иди ко мне.
Она овладела им. Ей ничего не стоило его контролировать. Если бы она позволила, Дадли достиг бы оргазма через пару секунд, но Меллани сдерживала его, а потом снова провоцировала своими ласками, затягивая процесс на столько, сколько ей хотелось. Только в этот раз было одно отличие — она позволила расслабиться и себе. Не было притворства и звуковых эффектов. Теперь праздник плоти предназначался для нее, а Боуз был лишь орудием ее наслаждения.
Вероятно, он почувствовал перемену в ее поведении. Чуть позже, когда они оба без сил лежали на кровати, он смотрел на нее с восторженным обожанием.
— Не покидай меня, — заныл Дадли. — Пожалуйста, никогда меня не покидай. Я этого не перенесу.
— Не тревожься, любовь моя, — ответила она. — Мы с тобой еще не закончили. А теперь, будь паинькой, прими снотворное.
Он благодарно кивнул и запил лекарство остатками шампанского. Меллани взбила подушки и улеглась на спину, улыбаясь в потолок. Впервые за четыре дня она спокойно заснула.
Марк возился на винограднике с отказавшим автосборщиком. Барри и Сэнди увязались за ним, обещав помочь с ремонтом, но в основном занимались тем, что бегали между рядами, а собака с радостным лаем металась от одного ребенка к другому. Громоздкая машина остановилась в середине третьего ряда, когда программа-контроллер обнаружила, что ягоды гренхам не поступают в центральный бункер. Длинные руки-рычаги замерли в разных положениях, даже не опустив уже снятые гроздья.
И это всего на третий день сбора урожая. В его собственном хозяйстве произошло уже два сбоя, и от соседей все чаще поступали отчаянные просьбы помочь с механикой. Марк протиснулся между машиной и лозами и снял смотровую панель с механизма загрузки. Все как обычно: обрывки лозы попали внутрь, намотались на шестеренки и валы, и их цепляли кончики ножниц на манипуляторах сборщика. На следующий год надо бы обдумать возможность обрезки, а пока придется воспользоваться секатором и собственными руками, чтобы устранить мешающие плети. Пальцы сразу же стали липкими от сока раздавленных ягод.
— Пап, посмотри-ка, — окликнул его Барри.
Марк вытащил из машины последние обрывки виноградных плетей и поднял голову. Кто-то с невероятной скоростью мчался вдоль края долины: приземистая серая машина, за которой тянулся длинный шлейф пыли.